Сказки для Марты - [2]

- Когда я был деревом…

Ветер поперхнулся пылью:

- Кем? Чем?

- Когда я обладал корнем и кроной…

- Вы бредите.

Столб пожал плечами и снова отвернулся. В глазах его блеснули слёзы. Ветер устыдившись, пошёл на попятный:

- Сглупил! Не обращайте внимания. Продолжайте, прошу вас!

Столб прикрыл глаза, и, казалось, позабыл и о пустыне, и о нетерпеливом своём собеседнике. Голос его внезапно окреп, будто до сих пор он спал и только теперь, по прошествии немалого времени, пробудился от сна:

- Когда я был гибким и крепким деревом, осенённым праздной листвой деревом, светлым с прозрачною кроной деревом, поющим, покой-силу дарующим деревом, всё было иначе.

Я обитал в Перу, на склоне холма под названием Холм Благого Предзнаменования.

Я плодоносил.

Я был истинно любящим деревом.

Корень мой уходил в землю на тридцать четыре меры: земля распахивалась навстречу, и небеса принимали меня.

Когда я был деревом, существа этого мира приходили, чтобы отведать моих плодов, укрыться под моей кроной, поглядеть на меня и показать детям, внукам, дорогим чужеземным гостям, жёнам и дорожным попутчикам.

Я был весьма известным и всеми уважаемым деревом.

Мыши старались рыть норы вблизи от меня, и птицы в бессчётном количестве вили гнёзда в моих ветвях.

Паломники приносили мне жертвы воды и хлеба. Женщины исцелялись от бесплодия, принимая мою кору как лекарство. Дикие свиньи приходили, чтобы тереться о меня, они натирали свои щетинистые бока до блеска, и даже годы спустя бока их лоснились.

Индейцы племени Кечуа назвали меня Господь Всех Деревьев и почитали в качестве племенного тотема. Раз в месяц они приходили, чтобы справить Праздник моего Имени, и я щедро вознаграждал их, даруя племени процветание. Кечуа хоронили мёртвых в корзинах, сплетённых из моих волос, в такие же точно корзины укладывали новорожденных. Жених предлагал невесте листья, сорванные ранней весной. Если невеста готова была принять его, она жевала листья и глотала мой сок. Я оплодотворял её за девять месяцев до свадьбы, и когда по прошествии следующих девяти месяцев рождался ребёнок, Истиным Отцом называли меня, а того, чьё семя продолжало свой путь в отпрысках, - Вторым Отцом.

Поколение сменялось поколением, округа преображалась: человеческие селения строились, приходили в забвение и разрушались, реки разливались, возвращались в свои русла и пересыхали, созвездия над головой меняли свой ход, а я всё стоял - крепкий, непоколебимый, могучий - дни и ночи напролёт беседуя с далёким твоим пращуром, Северным Ветром…

- Вот-те на! - воскликнул Южный Ветер, - стало быть, спесивый, сбрендивший старикашка - твой старый кореш! Если всё сказанное - правда, мы с тобой - почти кровные родственники, так что - с тебя причитается! Я до сих пор время от времени навещаю дедулю, чтобы поставить ему рюмку-другую. Уж и сам не знаю зачем. Ничего путного в последнее время он уже не рассказывает, не то, что прежде…

- Вы… ты говорил с ним? Он помнит меня?! Он упоминал обо мне?!! - закричал телеграфный столб. Электрические провода натянулись как струны.

Ветер задумчиво пошелестел, наматывая круги:

- Старикан и в самом деле говаривал о Старом Индейском Дереве, с которым он век или два играл…

- …в кости! - закончил столб. - Мы резались в кости, причём он всю дорогу проигрывал.

- Ещё он говорил, что ты - жулик каких мало!

- Это я-то? Ерунда! Поклёп! Посуди сам: как я могу жульничать? Мне, извини за вульгарный натурализм, просто НЕЧЕМ жульничать. Это он вечно пытался дунуть изподтишка, чтобы повернуть кости нужной стороной кверху, да только судьбу не обжулишь! Он мне и по сей день должен.

- Вот как? - засомневался Ветер, - что-то на него не похоже… Я, помнится, как-то раз задолжал одному деятелю упряжку быков, и старикан мне все уши прожужжал: долг, мол, святое… Особенно - карточный долг… Ну, теперь я ему это припомню…

- А ведь ты мог бы за него рассчитаться, - тихонько сказал столб.

- Ещё чего! - захохотал Ветер. - Пусть старикан раскошелится, он богаче любого из нас. Купит-продаст кого хочешь…

- Мне его деньги ни к чему…

- Ты меня заинтриговал, - признался Южный Ветер и подлетел поближе. - Чего же тебе надобно?

Столб угрюмо вздохнул и позвенел проводами:

- Видишь эти чёртовы кандалы?

- Тоненькие висюльки, которые уходят за горизонт? Я всё хотел спросить: что это за хреновины такие и зачем вы, столбы, ими обматываетесь с головы до ног?

- Сдуй их.

- Не понял…

- Ты ведь можешь дунуть как следует?

- Не вопрос…

- Дуй.

Южный Ветер набрал горячего воздуха и дунул - сперва легонько, потом посильнее. Столб накренился, но провода не поддались.

- Ого! - закричал Ветер - Ну держись…

И он дунул по-настоящему. Песчанные языки поднялись на такую высоту, что птицы - одна за другой - падали вниз, словно пустыня слизывала их с неба. Далёкий караван, успевший за время беседы проделать немалый путь, разметало по сторонам: верблюды сели в песок, люди потеряли друг друга из виду и бродили в темноте, выкрикивая имена богов и посылая им проклятия на всех языках мира. Немногочисленные пустынные животные поспешили укрыться от ветра, а те, кто не успел, припали к земле, пережидая внезапное бедствие.