Сказки Дальних стран - [40]

Дрожащие пальцы худой грязной руки ловко спрятали монетку в складках поношенной и мятой одежды. Нищий был неопределенного возраста, словно время его давно остановилось. На изнеможденном лице не было отпечатков ни болезней, ни страданий, но не было и признаков жизни. Потухший взгляд скрывался под нависшими веками. Человек, словно сам похоронил себя заживо.

– Спроси его, – пискнул мышонок на ухо Ме́не, – знает ли он цену времени.

Услышав столь странный вопрос, нищий насторожился и медленно поднял глаза на подателя милостыни. Они были почти прозрачны.

Дороже мига в жизни нет,

Чем взгляд любимой на рассвете,

Или когда смеются дети.

Живи хоть десять тысяч лет.

– Ты говоришь, как философ, уважаемый, – Мишари прижал руку к сердцу и слегка поклонился.

– Скорее, – как поэт, – грустно ответил нищий, пряча глаза.

– Спроси его про книгу, – едва пискнул мышонок, стараясь быть незамеченным.

Нищий словно ждал этого вопроса и даже закивал в ответ головой. Заторопился, подхватывая на ходу свои нехитрые пожитки, увлекая двух азиатов за собой.

– Я покажу вам одну очень редкую книгу, – приговаривал он, приглашая жестом следовать за ним. – Очень редкую. Она досталась мне от деда, а ему – от его деда.

– Но зачем нам такая редкая… – Мишари не договорил.

– Ты все испортишь, косолапый! – перебил его грызун. – Помалкивай лучше!

– О, вы неверно истолковали мои слова, уважаемый, – обернулся к нему нищий. Я не продаю эту книгу. Вы только должны прочитать в ней одну фразу.

– Фразу?

– Именно так, добрый человек, – нищий схватил Мишари за руку, чтобы тот не потерялся в толпе. – Дед моего деда получил эту книгу в дар от одного мудреца. Он сказал, что настанет великий день и к колодцу придет добрый человек, который знает, как вернуть шкатулку во дворец.

– Шкатулку? – вырвалось у Сонара.

– Да, так сказал мудрец, – закивал нищий, поглядывая на холщовый мешок Мишари. – Прошло очень много лет, но все мы ждали этого дня. Дед передавал книгу внуку и это наставление. Ждать.

– И что? Никто тебя не спрашивал о времени? – удивился Мишари.

– Никогда. На базаре все спрашивают о цене товара или его качестве. Время никого не интересует. Тем более у нищего. Все думают, что у нищих времени предостаточно. Больше, чем у кого бы то ни было. Ведь, кроме времени, у нищих ничего нет.

– А о чем книга, миленький? – спросил Сонар и тут же пожалел о таком обороте речи.

– У тебя странная речь, чужестранец, – насторожился нищий. – Хотя выглядите вы, как обычные жители Кай-Тай, но вы явно впервые в нашей стране.

– Ты прав, уважаемый, – попробовал смягчить промах товарища Мишари. – Мы из Дальнего ле… Из очень дальнего государства.

– Значит, дорога была дальней, – с добродушной улыбкой закивал нищий. – Но не беспокойтесь, я проведу вас в свою хижину коротким путем. Этот город я знаю, как свою ладонь. Всегда ходил пешком, а не ездил на экипаже.

– А здесь есть экипажи? – не выдержал Сонар.

Друзья хмуро посмотрели на своего очень словоохотливого товарища, но нищий только доброжелательно закивал, подтверждая:

– В богатых семьях есть очень красивые экипажи. Их дома выходят окнами на рыночную площадь. Она центральная в городе. По традиции рынок открывается здесь только по выходным и праздникам. Все остальное время по площади ездят экипажи. Если вы завтра еще будете в городе, то непременно их увидите.

Соня сдержалась и решила промолчать, дабы не испортить все какой-нибудь странной фразой. Тем временем они остановились около убогой, покосившейся лачуги, покрытой обрывками старой материи и растрепанных циновок.

– Не сочтите за оскорбление – войти, – извиняясь, поклонился гостям нищий. – Я всю жизнь честно выполнял волю деда, передавшего мне книгу и наказ мудреца. Денег не скопил и дом не построил, но всегда был честен перед своим долгом.

– О, не стоит извиняться, уважаемый, – успокоил его Мишари. – Поэт богат стихами, философ – мыслями, а бедняк – свободой.

– Хорошо сказано, добрый человек, – нищий склонился и приподнял край обрывка грязной ткани, служившей, очевидно, дверью в этом убогом жилище. – Прошу…

Смутные подозрения гостей об убранстве лачуги оправдались. Не зря ветерок свободно поигрывал подобием двери. Тут нечего было охранять, разве что старый сундук с витиеватой резьбой по дереву. Впрочем, отсутствие замка или каких-то видимых запоров говорило о том, что ничего ценного там нет.

Хозяин откуда-то извлек чистые коврики и постелил гостям, жестом приглашая сесть. Сам же устроился напротив. Песок, устилавший все скудное жилище был чистым и прохладным. После жаркого вездесущего солнца это было приятно. Стараясь не обидеть поэта, оба азиата уселись посередине хижины, украдкой поглядывая по сторонам. Впрочем, кроме странного сундука в углу, был небольшой топчан, очевидно, служивший кроватью, да букет фиалок рядом. Цветы были свежими, еще утром они росли среди собратьев. Здесь явно жил поэт и романтик.

От этих мыслей гостей отвлек голос хозяина:

– Не буду тратить вашего времени понапрасну, уважаемые.

И он быстрым ловким движением начертил на песке перед собой замысловатый рисунок. Он состоял из нескольких длинных изогнутых линий, коротких прямых черточек и точек. Одновременно это напоминало и какой-то цветок, и диковинного животного, и замысловатый орнамент. Разглядывая изображение на песке, гости с удивлением заметили, что оно стало светиться изнутри. Постепенно убогая лачуга наполнилась ровным неярким светом, словно ночью взошла полная луна. Затем песчинки на рисунке зашевелились и начали скатываться в стороны. Вместо них снизу появился полупрозрачный купол. Свет шел изнутри. Зрелище было столь неожиданным, сколь и завораживающим. Даже мышонок притих, приподнявшись на задние лапки, чтобы все получше разглядеть.