Сказки Дальних стран - [33]

– Правда? – неуверенно переспросил Малёк, оглядываясь. – И что? Магистр теперь там? – он осторожно ткнул лапкой в мощный панцирь. – Навсегда?

– Если я правильно расслышал твое заклинание, – косолапый с опаской глянул на Малька, – то Магистр останется в облике черепахи, пока волны не вернут ему его время. Смыло его… Эк, ты ловко придумал!

– Я? – серый непоседа был явно смущен.

– А то кто же? Наверное, с каждым из нас можешь такую штуку выкинуть. А?

Тот промолчал, ища поддержки у совы, но Соня только моргнула:

– Черепаху жаль. Она теперь где-то в облике большой рыбы. Носится со страху по морю и ничегошеньки не понимает. Бедняжка!

– Рано или поздно Магистр вернет себе время и выкрутится. Не знаю, как и когда, но ждать не будем. Нам пора выбираться с этого странного острова. Ме́ня, бери шкатулку и глаз с нее не спускай. А тебе, серый разбойник, нужно подумать, как вернуть нас на тот берег, где начались шторм и смерч.

– Мне? – тоненький голосок утонул в шуме набегавшей волны.

– Зачем же назад, – возразил медвежонок, – давай сразу в страну Кай-Тай! Если смерч переносит между мирами времен, то мы можем вернуться во время Дальнего леса, только в другое место. В горы, где стоит крепость.

– Какая крепость? – Малёк был явно перепуган. – Опять он издевается надо мной. Тетя Соня, ну скажите хоть Вы ему!

– А ведь он прав, малыш. Только ты!

– Да я ведь…

Мышонок хотел было опять заныть, что он маленький и что всегда все за него кто-то решал, а он только слушался. Ну, почти всегда. Что он ничего не знает и не умеет, это кто-то должен… Впрочем, тут он сам понял, что давно перестал быть малышом. Нет, он не вырос и не стал таким же сильным, как Длинный, и отважным, как Гордый, но что-то изменилось в нем. Теперь он понимал, что может помочь не только себе, но и всем взрослым, кто намного старше и мудрее него.

Поддаваясь внутреннему порыву, Малёк поднялся на задние лапки и закричал, что есть духу, пытаясь перекричать шум набегавших волн:

Смерчи – миров пограничные стражи,

Вихрем неситесь навстречу ко мне.

Время сменив, окажусь я в стане,

Где меж двух гор колесят экипажи.

Уверен, что и сам Малёк не знал, что произойдет после этих слов, не знаете и вы. Однако это не повод читать до полуночи, а потом клевать носом весь день. Закрывайте книжку и глазки, а завтра вечером сравним, то, что приснилось вам и то, что произойдет с героями этой книги после того, как в их планы вмешалась коварная черепаха.

Страна Кай-Тай

Медвежонок вздрогнул оттого, что прямо над головой ударил гром. Раскаты его рассыпались и эхом затихали вдали. Гром сменил шум дождя, вернее настоящего ливня. Крупные капли барабанили по лужам, листьям деревьев и еще чему-то звонкому. Все сливалось в один убаюкивающий звук, который волнами то чуть усиливался, то стихал, и от такого наплыва не хотелось открывать глаза, а наоборот, поудобнее устроиться на чем-нибудь мягком и поспать ещё. Ме́ня вообще любил спать. Не потому, что был соней и ленился что-либо делать. Нет. Он любил смотреть сны. Все они бережно хранились в его необъятной памяти, и он мог возвращаться к ним еще и еще раз. Стоило только очень захотеть сделать это. Все свои сны он делил на черные и цветные. В черных снах всегда случалось что-то неприятное, а вот цветные косолапый фантазер разделял на интересные, веселые и вкусные. Последние он любил больше всех и смотрел, когда хотелось покушать. Вот как сейчас, например. В животе урчало, и надо бы было отправляться на поиски какой-нибудь еды, но дождь убаюкивал, словно нашептывая что-то монотонное:

– Поспишь еще? А, Миш?…

И Ме́ня соглашался с таким предложением, сладко причмокивая. Он знал, что сейчас придет сладкий сон. Нужно было только выбрать какой. Один из самых любимых снов был о том, как они с дедом Потапычем ходили за медом к пчелам, что жили в дупле большого старого дуба на околице. Конечно, им иногда доставалось от маленьких тружениц, которые ни за что не хотели расставаться со своим сладким и вкусным медом, но это были мелочи, о которых в хорошем сне можно и не вспоминать.

А еще медвежонок любил меняться снами. Особенно веселыми, в которых можно пошалить. У него была целая куча таких забавных снов. Чем-то они были похожи на кучу сухих осенних листьев, которые сентябрьский ветерок собирает в ложбинке. Они лежат тихонечко, но то и дело какой-нибудь да шелохнется, словно поддразнивая. И тут пройти мимо уже невозможно. Так и тянет с разбега кинуться в эту кучу сухих листьев. Они зашуршат, зашевелятся, словно живые, затягивая к себе в глубину. Тогда можно раскинуть лапы и блаженно задремать. Как в невесомости. Именно тогда снятся самые веселые сны. Вот ими меняться было лучше всего, потому что в Дальнем лесу все любили пошалить. Стоило только представить, как кто-нибудь спит, и предложить своему сну поменяться с другим сном, – они почти всегда соглашались. Шалить любили даже сны. А разве это не здорово – мигом перепрыгнуть к кому-нибудь другому?! И уже тот во сне вместо тебя несется со снежной горки, плещется в Высоком ручье или играет в прятки. Некоторые, правда, ворчали на Ме́ню, обижаясь за то, что он во сне узнает их тайные местечки, где можно укрыться во время игры, или еще какие секреты. Но ведь и они видели его сны! Правда, никто так не дружил со снами, как он, а они его слушались. Вот в этом и была вся штука. Косолапый фантазер мог попросить себе какой-нибудь особенный сон, а взамен предложить простенький. С одной стороны, это было не совсем честно, а с другой стороны, разве честно, что Ме́ня не умел летать, как птица, или плавать, как рыба. А иногда так хотелось увидеть то, что видят они с высоты или в глубине. Зато медвежонок честно предлагал рыбам попробовать во сне сладкий мед, а птицам – побороться с парой волчат. Эх, да чем только нельзя поменяться во снах.