Сказки антикварного магазина - [5]

Да, так это я о чем?..

Вызвали комитетчики секретаря, вручили картину, заинструктировали до слез, объяснили, что и как делать надо, и отправили с подарком писателя поздравлять. Секретарь задачу выполнил, как велено было. Картину вручил, да не просто в руки отдал, а сразу определил на то место, на которое ему гэбисты указали. Да так мерзавец все хорошо обыграл, что у писателя даже тени сомнения не возникло. С тех пор картина там и пребывала. А место, надо сказать, специально выбиралось, оттуда, по расчетам спецов комитетских, наилучшая слышимость должна была быть.

И действительно! Слышно на записях было, как будто сам там сидишь… М-да, плохих кадров тогда в комитете не было, это позже кумовство и там процветать начало…

С тех пор «слушать» писателя стали регулярно. Все его посиделки на пленках магнитофонных зафиксировали. Затем анализировали, операции разрабатывали. В результате — кого посадили, кого в психушку упрятали…

А среди коллег-писателей пополз слушок, что доносчик у писателя окопался-прописался. Вот компании собираться и перестали, опасались литераторы друг друга, каждый соседа подозревать начал. Очень расстраивался классик, никто ведь ему причину не объяснял.

Начали к писателю поодиночке захаживать. Но аппаратура-то пишет… Ей все равно, сколько у писателя в гостях — один или десять.

Разговоры с глазу на глаз еще откровенней повели. Комитетским бы слушать да досье наполнять, но они рвение проявить решили. Начали работу проводить. Тут уж все сомнения сразу и отпали. Друзья-коллеги вывод сделали: писатель на старости лет на «контору» стал работать! Потому как больше об этом рассказать и некому, в квартире писателя вдвоем были.

Да-а… Подставили классика… А может, у них так и было задумано?.. Может, неслучайно власть писателя сразу возлюбила? Выдвигать начали, за границу посылать, демонстрировали всем: вот, дескать, ценим, уважаем…

Отвернулись от него друзья. Бывало, неделями ни одного звонка…

Сильно переживал писатель. Квартира у него была в самом центре Киева, возле Крещатика, так он в ней почти и не жил, все на даче пропадал. Оно, может, так бы и сошло все на нет, но на каком-то празднике, другой писатель, тоже известный и уважаемый, почти классик, взял да спьяну и брякнул ему, дескать, что ж ты, и фронт прошел, и всю жизнь прожил праведно, а на старости лет в сексоты подался. Чего не хватало?

В тот вечер у моего классика обширный инфаркт и случился. До больницы не довезли…

Рассказчик как-то странно почмокал, издал еще несколько дивных звуков и замолчал окончательно. С минуту висела плотная удушливая тишина. Затем чей-то тоненький голосок поинтересовался:

- А с иудой тем, секретарем, что стало?

- Да ничего, — удивленно ответил повествовавший. Помер своей смертью, на Байковом кладбище с почестями похоронен. Правда, моего классика не намного пережил, всего-то лет на пять…

* * *

Как оказалось, это дежурство было последним. Когда я в очередной раз приехал к закрытию, в полупустом помещении меня встретил хмурый хозяин и известил, что магазин он закрывает. На все мои расспросы что-то невнятно мычал, а затем в сердцах выдал, что «дань», которой его обложил рэкет, совершенно неподъемна, и ему проще закрыться, чем кормить еще и свору нахлебников…

…Спустя год с небольшим, майским вечером я возвращался домой. Почему-то мне захотелось пройтись по Крещатику, посмотреть на цветущие каштаны, беспечно фланирующую молодежь, ностальгически вдохнуть воздух беззаботности, присущей молодости…

На углу Крещатика и бульвара Шевченко я нос к носу столкнулся с Витей, моим сменщиком по работе в антикварном магазине. И хотя встречались мы нечасто, тем не менее, симпатизировали друг другу. Меня привлекало в нем то, что, пройдя «горячие точки» — Афганистан, Сомали, повидав смерть вживую, — Витя остался человечным, но в то же время в нем не было истеричного надрыва, который часто встречается у воевавших в общем-то мирное время. Когда ему — как и большинство молодых офицеров он по мере возможности старался подзаработать — необходимо было в силу служебной необходимости поменяться со мной «ночевками» в магазине, он приезжал ко мне на работу, долго, видимо, стесняясь, ходил вокруг да около, пока я, наконец, сам не догадывался о приведшей его причине.

Увидев меня, Витя искренне обрадовался. Долго тряс руку, похохатывал, а затем, поинтересовавшись моими планами на ближайшие два часа, предложил:

- Давай попьем пива. Здесь неподалеку открыли пивной бар с настоящим пльзенским пивом!

Время у меня было, да и поболтать с ним мне всегда было интересно.

После первой кружки и выяснения у кого как обстоят дела, неизбежно вспомнили и о периоде, когда охраняли антикварный магазин. И тут Витя меня ошарашил:

- Саша, скажи мне, ты, когда в магазине ночевал, ничего необычного не замечал? Ничего странного там не происходило?

Чуть помявшись, я все же вкратце рассказал о подслушанных беседах.

Витя, внимательно выслушав меня, вздохнул с облегчением:

- Ф-фу, черт! А я пугался, что это только у меня такие видения! Понимаешь, ведь я даже жене не мог об этом рассказать! Она бы сразу решила, что это у меня после контузии «крышу» сносит… Да-а, тогда они меня здорово попугали!