Сказки антикварного магазина - [2]

Как хороший актер, «дуайен» выдержал длинную многозначительную паузу.

- Молчишь… Не знаешь… А я объясню! Все потому, что сделаны они человеком только для заработка. На конвейере. Клепает мастер такие — не всуе упомянутые — произведения одно за другим. Без выдумки, без фантазии, без желания доставить другому человеку радость своей работой…

Настоящих же вещей, вещей — не побоюсь даже неуместного пафоса — с заглавной буквы, очень немного… Конечно, не все мастера большую душу имеют, вот и скупятся, скаредничают, экономят, кладут минимум. Так вот и появляются недоразвитые духи — жупел эдакий, мужичок-с-ноготок, да и ума столько же — одни инстинкты.

Другое дело, что у мастера иногда таланта не хватает, вкуса не достает, опыта маловато… Бывает и такое, и тогда вещь не шибко удачной получается. Но дух в ней уже поселился и живет, пока существует сама вещь. И среди таких духов попадаются очень даже большие величины, гиганты — уж простите за тавтологию — духа…

Впрочем, что-то я разболтался по-стариковски… — прервал он сам себя. — Так ты, новенький, собирался что-то нам поведать?

Дух статуэтки многозначительно замычал, наверное, не зная с чего начать. Ораторским талантом, похоже, он не обладал.

- Да ты начинай с чего-нибудь, а там разберемся, — подбодрил новичка «дуайен». — Расскажи сперва, как сюда попал.

Дух статуэтки начал нерешительно, неуверенно, подобно тому, как делает первые шаги человеческий детеныш, но затем разговорился и далее рассказывал уже без мучительных пауз и меканья по-бараньи:

- До вчерашнего дня я стоял в квартире очень крупного ученого, академика, причем не только нашего, но еще Союза. Не буду фамилию называть, его все знают. Пусть будет Сергей Владимирович. Возглавлял академик исследовательский институт, работавший на оборонку. Чем там занимались, по-моему, никто в семье даже и не догадывался. Не разговаривали дома на эту тему. Не принято было.

Дети у академика, конечно, уже взрослые, живут отдельно, свои семьи у них. Дети хорошие, не обалдуи, как у многих его коллег. Старшая дочь, доктор наук, но не по отцовской специальности пошла, филолог она. Ей в жизни больше всех не повезло. Когда ее детки еще маленькие были, муж погиб в катастрофе на полигоне, ракета во время не сошла, а когда стали снимать с пусковой установки, взорвалась. Их младшей дочке тогда всего два годика было. Вот с тех пор она сама с детьми. Но сумела и детей растить, и диссертацию докторскую написать. Конечно, папа помогал, и хотя академиком тогда еще не был, но связи-то у него будь здоров.

Младший сын с отцом работал. У папы голова посветлей будет – на детях гениев, как говорится… — но сынок настырный, трудолюбивый, в папу пошел, а может, отец так воспитал. И там, где другие головой берут, младший брал задницей. Но отзывы о нем были всегда хорошие: добросовестный, работоспособный, дотошный… А для научного работника это много значит. Может, кандидатскую ему папа и помог в чем-то сделать, но он степень свою заслужил…

После развала Союза дела у папы-академика худо пошли. Институт никому не нужен, никто о нем не вспоминает. Как-то академик с горечью обмолвился, что ему за полгода никто не позвонил… Зарплату годами не платили…

Да и у детей жизнь не шибко хорошо стала поворачиваться. Сын академика, чтоб семью прокормить, — он же у папы в институте работал, — стал телевизоры ремонтировать, на хлеб хватало. А с дочерью сложнее было, ей подработать негде-то. Вот академик потихоньку и начал распродавать коллекцию, которую собирал и сам, и его отец, тоже очень известный ученый, и дед, собственно и положивший ей начало. Именно дед и привез меня после войны из Германии. Тогда оттуда много везли: кто ковры, кто машины, кто предметы искусства…

- Так ты немец, что ли? — с неприятными интонациями вдруг поинтересовался «дуайен».

- Да нет, в Германию меня тоже «экспроприировали». Когда немцы Бельгию оккупировали, начали оттуда все ценное вывозить. Грабили и организованно, и, так сказать, в частном порядке. А стоял я в Антверпене в доме торговца-еврея, которому Александер фон Фалькенхаузен, тогдашний генерал-губернатор Бельгии, помог сбежать в Америку. Дом, конечно, тут же «почистили». Это все враки, что немцы ничего без команды не брали. Тащили все, что плохо лежит. Особенно из еврейских домов. Военные трофеи! Законная добыча!

Вот и меня в качестве трофея-подарка отправили в фатерлянд. Тогда еще немцы упивались своими победами, своим могуществом, своими успехами… Это позже, когда союзники бомбить их стали, и не только заводы, но и города с землей ровняли, они задумываться начали…

В Германии я попал в особняк в небольшом городке Веймаре. Принадлежал тот особняк главному инженеру завода, который — надо же, сколько совпадений! — выполнял военные заказы. Веймар сильно не бомбили, американцы рассчитывали, что эта территория вместе с заводами им достанется, вот и берегли для себя.

Сначала так и получилось. Заняли Веймар американцы почти без боя. Несколько психов – фанатов фюрера — пальнули, но их быстро утихомирили. Это позже американцы жестче стали, когда Бухенвальд обнаружили. Мало кто сейчас знает, что концлагерь американцам нетронутым достался, эсэсовцы даже заключенных расстрелять не успели. Увидели янки концлагерь – в ужас пришли. Построили всех жителей Веймара — старых и молодых, женщин и детей — да и повели вот так, строем, на «экскурсию» в концлагерь. На печи посмотреть, в которых заключенных сжигали, на газовые камеры, на коллекцию татуировок, что жена коменданта собрала… Было там чем «полюбоваться»… Особо слабонервных, кто в обморок падал, врачи американские в чувство приводили и заставляли продолжать экскурсию…