Сказки американских писателей - [31]
Придя к колодцу, он не застал там никого, кроме одинокого странника в мавританской одежде, который сидел на освещенной луною скамье. Перехиль остановился, посмотрев на него с удивлением и не без страха, но мавр знаком велел ему подойти.
— Я слаб и болен, — сказал он, — помоги мне добраться до города, я заплачу тебе вдвое против того, что ты смог бы выручить за воду.
Доброе сердце водоноса было тронуто этой просьбой.
— Господь не велит, — сказал он, — брать с тебя плату или вознаграждение за то, к чему меня обязывает обыкновенная человечность.
Он помог мавру сесть на осла, и они медленно направились в Гранаду, причем бедняга магометанин так ослабел, что его приходилось поддерживать, иначе он свалился бы на землю.
Прибыв наконец в город, водонос спросил мавра, где его дом.
— Увы, — прошептал тот, — я чужеземец. Позволь переночевать под твоим кровом, ты будешь щедро вознагражден.
На честного Перехиля, таким образом, свалился неожиданно гость мусульманин, но он был слишком добр, чтобы отказать в приюте человеку, который находился в столь бедственном положении: ему пришлось привезти его в свой дом. Дети, с раскрытыми ртами высыпавшие ему навстречу, как это неизменно случалось, лишь только до них доносился топот осла, увидев чужого, да ещё с тюрбаном на голове, испуганно убежали назад и спрятались за спиной матери. Последняя бесстрашно выступила вперед, как наседка, защищающая цыплят от бродячей собаки.
— Это что ещё за басурман! — воскликнула она. — Или, приведя его в столь позднее время, ты хочешь познакомиться с инквизицией?
— Успокойся, жена, — ответил гальего, — пред тобой — больной странник, у которого нет ни друга, ни крова; что же, по-твоему, вытолкать его вон, чтобы он умер на улице?
Жена собиралась привести новые возражения, ибо хотя она и обитала в лачуге, тем не менее горячо пеклась о доброй славе своего дома, но маленький водонос на этот раз упрямо стоял на своем и наотрез отказался подставить шею под супружеское ярмо.
Он помог хворому мусульманину слезть с осла, постелил ему на полу в наиболее прохладной части дома рогожу и овчинную шкуру, и это было все, что по своей бедности он мог предложить ему вместо ложа.
Немного погодя мавра схватили сильные судороги, и все медицинское искусство бесхитростного водоноса оказалось напрасным.
Взгляд больного выражал его признательность и благодарность. В промежутке между двумя приступами он подозвал Перехиля и едва слышным голосом произнес:
— Я боюсь, что мой конец близок. Если я умру, пусть в благодарность за твое участие тебе останется эта шкатулка.
Произнеся эти слова, он распахнул свой бурнус и показал небольшой обвязанный ремнем ларец.
— Бог милостив, приятель, — возразил сердобольный гальего, — вы ещё проживете долгие годы и воспользуетесь своими сокровищами.
Мавр покачал головой; он положил руку на ларчик и хотел ещё что-то добавить, но судороги возобновились с ещё большей силой, и вскоре он испустил дух.
Тут на водоноса насела его совершенно осатаневшая половина.
— Это все, — сказала она, — из-за твоей дурацкой доброты, постоянно заставляющей тебя ввязываться в беду. Знаешь ли ты, что сделают с нами, когда в нашем доме найдут этот труп? Нас посадят в тюрьму как убийц, и если нам удастся каким-нибудь образом спасти свою жизнь, мы будем обобраны дочиста нотариусами и альгвазилами[33]. Бедняга Перехиль пребывал в безмерном отчаянии. Он почти жалел о своем добром деле. Вдруг его осенила счастливая мысль.
— Еще не рассвело, — сказал он, — я могу отвезти покойника за город и закопать его в песке где-нибудь на берегу Хениля. Никто не видел, как он к нам вошел, и никто не узнает о его смерти.
Сказано — сделано. Вместе с женой они завернули несчастного мавра в ту же рогожу, на которой он умер, взвалили его на осла, и Перехиль пустился к реке.
К несчастью, как раз против водоноса жил некий цирюльник по имени Педрильо Педруго, один из самых любопытных, болтливых и злостных сплетников, существовавших в среде этого достославного цеха. Это был человек с лицом хорька, паучьими ножками, льстивый и вкрадчивый; знаменитый Севильский цирюльник[34] — и тот не смог бы угнаться за ним по части знания чужих дел; он обладал такою же способностью хранить в себе тайну, как, скажем, решето задерживать воду. Рассказывали, что он спит, заставляя бодрствовать один глаз и одно ухо, дабы даже во сне видеть и слышать все, что происходит вокруг. Так или иначе, но для гранадских пустомель он был своего рода «скандальной хроникой» и по этой причине имел гораздо больше клиентов, чем все его многочисленные собратья по ремеслу.
Сей любопытный брадобрей слышал, как Перехиль в неурочный час возвратился домой, а также восклицания его жены и детей. Его голова тотчас же прильнула к маленькому оконцу, служившему ему наблюдательным пунктом: он увидел, как сосед ввел к себе какого-то человека в мавританской одежде. Событие это было настолько необычным, что Педрильо Педруго в продолжение всей ночи не смог сомкнуть глаз. Каждые пять минут он подкрадывался к своей бойнице, посматривая на свет, пробивавшийся из щелей соседской двери, и перед рассветом приметил, как Перехиль вышел из дому и погнал перед собою осла с какой-то странной поклажей.
