Сказки американских писателей - [27]

Готская принцесса, однако, смотрела на весь этот блеск с таким видом, точно привыкла к подобному великолепию. Она принимала это как дань, подобающую её знатному происхождению или, вернее, красоте, ибо красота ещё более требовательна, чем знатность. Мало того, казалось, что она испытывает тайное удовольствие, побуждая султана к расходам, истощавшим его казну, и принимая его неслыханные щедроты как нечто вполне обыденное. Несмотря на свою настойчивость и расточительность, престарелый влюбленный не имел, таким образом, никаких оснований обольщаться надеждой, что ему удалось задеть её сердце. Она, правда, никогда не сердилась, но никогда и не улыбалась. Лишь только он заводил речь о пожирающей его страсти, она тотчас же ударяла по струнам своей серебряной лиры. В звуках этого инструмента заключалось таинственное очарование. В тот же миг султан начинал клевать носом; его одолевала сладкая дрема, и он в конце концов погружался в сон, после чего пробуждался свежим и бодрым, но на время совершенно забывшим о своей страсти. Это не входило в его расчеты, однако сон, в который он впадал, сопровождался приятными сновидениями, целиком поглощавшими пыл сонливого старца; и вот он продолжал себе безмятежно дремать да дремать, между тем как Гранада потешалась над его увлечением и роптала, что государственные сокровища расточаются из-за каких-то колыбельных песен.

Однако над головою Абен Абуса собралась гроза, предупредить которую оказался не в силах даже волшебный всадник на башне. В самой столице вспыхнул мятеж; дворец был окружен вооруженным народом, грозившим лишить жизни султана и его возлюбленную христианку. В груди престарелого монарха вспыхнула, впрочем, искра былой воинственности. Во главе кучки телохранителей он вышел навстречу мятежникам, обратил их в бегство и подавил мятеж в самом зародыше.

Едва водворилось спокойствие, он вызвал астролога, все ещё сидевшего у себя взаперти и пережевывавшего жвачку обиды.

Абен Абус обратился к нему со словами примирения.

— О, премудрый сын Абу Аюба, — сказал он, — ты справедливо предупреждал меня об опасности, грозившей со стороны пленной красавицы; скажи мне, ты ведь умеешь отвращать гибель, скажи: что мне делать, дабы её избежать?

— Отошли от себя эту неверную, которая причиной всему.

— Скорее я расстанусь со своим царством! — воскликнул Абен Абус.

— Тебе грозит опасность потерять и одно и другое, — ответил астролог.

— Не будь бесчувственным и не таи злобы, о глубокомысленнейший из мудрецов, пойми мои затруднения и как монарха и как влюбленного, придумай способ защитить меня от неприятностей, которые мне угрожают. Я не гонюсь ни за величием, ни за властью, я ищу только отдыха. О, если бы у меня было какое-нибудь убежище, куда бы я мог уединиться от света со всеми его заботами, суетой и тревогами и провести остаток дней моих в любви и покое!

Астролог на мгновение остановил на нем взгляд, сверкавший из-под густых, косматых бровей.

— А что я получу, если создам тебе, такое убежище?

— Назови сам свою награду. Клянусь жизнью, ты получишь все, чего бы ни попросил.

— Ты слышал, о повелитель, о саде Ирем, одном из чудес счастливой Аравии?

— Да, я слышал о нем, — он упоминается в Коране, в главе, называемой «Утренняя заря». Я слышал, сверх того, от паломников, побывавших в Мекке, самые невероятные вещи, но я полагал, что это — нелепые басни, подобные тем, которые любят рассказывать путешественники, посетившие дальние страны.

— О, не поноси, повелитель, рассказов, слышанных из уст путешественников, — возразил сурово астролог, — ибо в них содержатся драгоценные зерна знания, принесенные ими с края земли. Что же касается дворца и сада Ирем, то все, что обычно о них повествуется, сущая правда; я видел их собственными глазами. Выслушай, что случилось со мною, ибо это имеет отношение к твоим чаяньям.

В дни моей юности — я был тогда простым арабом пустыни — я пас верблюдов моего отца. Когда мы однажды пересекали пустыню Аден, один из них отстал от стада, и мы его потеряли. Я тщетно искал его несколько дней, пока наконец, измученный и истощенный, не улегся в полуденный зной в тени пальмы у полувысохшего колодца. Проснувшись, я обнаружил, что предо мною — городские ворота. Я вошел и увидел великолепные улицы, парки и базары, но все было безмолвно — я не встретил ни одного человека. Я ходил по улицам и площадям, пока не набрел на роскошный дворец, который украшали фонтаны и рыбные садки, рощи, цветники и фруктовые сады, обремененные роскошными плодами, но никто не показывался моему взору. Устрашенный этим безлюдьем, я поторопился выйти из города и, пройдя сквозь ворота, обернулся назад, чтобы ещё раз бросить на него взгляд, но на этот раз я не увидел ничего, кроме безмолвной пустыни, расстилавшейся перед моими глазами.

Невдалеке я встретил дряхлого дервиша, посвященного в предания и тайны этой страны, и поведал ему о том, что со мною произошло. «Это, — сказал он, — прославленный сад Ирем, одно из чудес пустыни. Время от времени он предстает пред глазами усталого путника, как это случилось с тобой, радуя его видом своих башен и деревьев, гнущихся под тяжестью обильного урожая; потом он исчезает опять, и на его месте остается только пустыня. Вот история этого сада: в стародавние времена, когда эту область населяли аддиты, царь Шедад, сын Ада, праправнук Ноя, заложил здесь город. Когда город был выстроен и он увидел его во всем великолепии, сердце его преисполнилось гордости и тщеславия, и он решил возвести в нем также дворец, окруженный садами, которые могли бы соперничать с упоминаемыми в Коране райскими рощами. За его надменность на него пало проклятие неба. Он и его подданные были стерты с лица земли, на его великолепный город, дворец и сад были наложены вечные чары, которые скрывают их от взоров людей, и лишь изредка он предстает перед ними, чтобы память о грехах царя сохранилась навеки».