Сказка за сказкой - [14]

— Пошел прочь, скотина, — тихо, почти шепотом сказала она.

— Ишь ты, сучка, я к тебе всей душой, а ты во как заговорила! Динамить меня не выйдет, так что давай по-хорошему. — Он сделал шаг вперед.

Карина попятилась, загородилась стулом и забилась в угол — дальше отступать было некуда. Парень схватился за стул, но сделать с ним ничего не успел.

— Руки вверх и лицом к стене! — отчеканила Карина, наставив на него пистолет.

— Это ты брось, тебе за это знаешь что будет? Убери пушку. — Он снова взялся за стул и начал его отодвигать.

— Первый предупредительный, следующий боевой, — быстро, как заклинание пробормотала Карина, нажимая на спуск.

Бахнул выстрел, и она тут же ощутила отвратительный запах и жжение в горле. Парень закрыл лицо руками, сложился пополам и осел на пол, конвульсивно дергаясь и издавая утробные звуки. Его тошнило.

Карина дунула в ствол пистолета, чтобы сумка не пропахла вонью, и спрятала его.

— Извините, я не знала, что барабан прокрутился. У него слишком легкий ход, — сочла она необходимым объясниться и добавила холодно: — Но вы все равно мерзавец.

Брезгливо перешагнув через него, она удалилась.

Свежий воздух не охладил кипящую кровь помещиков и сатрапов, а скорее, наоборот, возбуждал ее ярость еще сильнее. Погода, казалось, копировала внутреннее состояние Карины: потемневшее небо обложили тучи, вспыхивали зарницы и вдалеке ворчал гром.

Она ворвалась в квартиру адвоката подобно Эринии, готовая покарать его за коварство. Глянув на нее, он понял, что выражение: «Ее глаза метали молнии» — не только литературный штамп. Но она не приготовила обличительную речь заранее и теперь задыхалась от множества обидных и гневных слов, которые хотелось сказать все сразу. Он же, осознав, что она не в себе, решил хоть ненадолго отвлечь ее, чтобы выиграть время и выведать, что случилось.

— Я хотел тебе показать одну вещь, — сказал он чуть рассеянно, словно продолжая беседу. Помня, что интеллигентная женщина неспособна начать скандал, не видя лица оппонента, на последнем слоге он повернулся и направился к открытому окну своей спальни. На подоконнике лежал добытый сегодня у Коли Квасникова бластер, изготовленный его дедом, — игрушечный пистолет, отличающийся от прочих подобных изделий тем, что при нажатии на спусковой крючок где-то внутри загоралась лампочка и из ствола вырывался довольно яркий голубой луч.

Он протянул ей игрушку на ладони, надеясь, что она хоть на секунду заинтересуется ею, но неожиданно вид этой безобидной деревяшки вызвал у нее вспышку настоящего бешенства.

— Да откуда ты взял, что я буду разглядывать всякую дрянь и слушать твои лживые речи! Ты циничный, отвратительный лгун, но меня ты больше не обманешь!

Александр Петрович начал понимать, в чем дело. Поскольку остановить эту истерику он уже не мог, лучше всего было дать ей возможность поскорее дойти до апогея и выдохнуться.

— А я, между прочим, выяснил, как эта штука работает, — объявил он невинным тоном, — нужно просто вообразить, что она стреляет, очень сильно захотеть, чтобы выстрелила. Сейчас я снесу вон ту трубу. — Он повернулся к открытому окну и прицелился в далекую заводскую трубу, высвечиваемую лиловыми эспышками молний на фоне багрово-серого горизонта. При этом, уже с чисто академическим интересом, он отметил, что Карина краем глаза наблюдает за его манипуляциями.

Выдержав приличную паузу, он положил игрушку на подоконник.

— Увы, дорогая, я недостаточно эмоционален. Его может привести в действие только пылкое детское воображение. Или твое.

От этой последней наглости она окончательно потеряла контроль над собой:

— Фигляр! — Она на секунду умолкла, подбирая слова пообиднее. — Да если эта штука, — не то простонала, не то прошептала она, тряся игрушечным пистолетом перед носом Александра Петровича, — если она выстрелит хоть в муху, я тут же признаю тебя мужчиной и сию секунду отдамся тебе! — С искренним желанием сокрушить все и вся она направила бластер на злосчастную заводскую трубу.

Предвкушая, как швырнет сейчас эту плебейскую игрушку в его бессовестную физиономию, она нажала на спуск. От деревянного ствола вдаль протянулся голубой луч, и одновременно труба озарилась ярчайшей вспышкой, — казалось, на ней отсюда, за несколько километров, можно рассмотреть каждый кирпич. Затем труба переломилась посредине, верхняя половина отделилась от нижней и начала медленно падать. Вспышка померкла, на горизонте стало темно, и видение исчезло.

Карина издала короткое всхлипывание, вцепилась в руку адвоката и прижалась к нему. Они стояли так, неподвижно и молча, пока до них не докатился ослабленный расстоянием грохот. Их глаза, ослепленные ярким светом, постепенно вновь привыкли к сумраку вечернего города, и оставшийся обрубок трубы был отчетливо виден.

— Боже, я этого не хотела, — прошептала она почти беззвучно, отступая от окна и увлекая за собой Александра Петровича. — Боже, я не хотела этого, — повторила она, тем самым настаивая на заведомой лжи.

Она не очень твердо держалась на ногах, и он усадил ее на кровать.

— Не прогоняй меня, — пролепетела она, уткнувшись в него носом, — я хочу остаться.