Сказка Востока - [230]

К сожалению, знаем. А вот самого профессора, хотя он и недалече живет, я знаю очень мало. Порасспросил. Он с юности был активистом, комсомольским вожаком, в чем-то бунтарем, а кое-кто называл его выскочкой. Он был коммунистом, даже членом парткома университета, а перестройку в СССР воспринял как кровное дело, проявил энтузиазм и кипучую энергию.

С таким же рвением он позже возглавил революционное движение в Чечне. Многие его до сих пор обвиняют, говоря, что именно его митинговая страсть, его свободолюбивые статьи и выступления заразили людей и породили вакханалию.

Как обычно бывает, революцию делают одни, ее плоды пожинают другие. Профессора выкинули из революционного совета, а может, он и сам, разочаровавшись, ушел в тень. В любом случае, он вновь стал простым преподавателем, историком, и нигде более не появлялся.

А вот два его сына, изначально став возле отца, не сошли с военно-революционного пути, более того, как говорят, они разошлись с отцом во взглядах. И профессор вынужден был уехать в город, там он вовсе потерялся. Потом тихо перебрался в Москву, и позже новость — посадили в тюрьму.

Интерпретация его заключения, сделанная им самим в эпилоге не верна, точнее, не полна. Дело в том, что когда в Москве начались взрывы жилых домов и стали обвинять в этом чеченцев, профессор, зная, к чему это ведет, и имея организаторский опыт, стал обзванивать и встречаться со всеми более-менее известными чеченцами, живущими в Москве, то есть с диаспорой. Они планировали провести митинг-протест. Почти все поддержали, обещали прийти — никто не пришел, один профессор с плакатом в центре Москвы стоял. Говорили, лозунг был антиправительственный. На самом деле антивоенный. Эту акцию не заметили, по крайней мере, СМИ. Зато в тот же вечер профессора арестовали.

То ли в знак протеста, то ли просто для утверждения самого себя, он в заключении выбил на плече татуировку — «Маршал».[262] Дальше сплошные «то ли», «либо», ибо все слухи. Словом, то ли как политического, то ли тюремные уголовники не вынесли, что какой-то ученый-очкарик, а сразу кликуху Маршал взял. Его, как на жаргоне говорят, прессовали, и либо он сам, либо кто помог — татуировку выжгли. Видимо, профессор взбунтовал. Знаю точно, что его так и не осудили: то ли не было суда, то ли прямо из зала суда освободили.

Он вернулся в родное село. Дом был полуразрушен, пуст. Жена умерла. Его младший сын стал известным командиром. Про него до сих пор говорят и плохо, и хорошо. Он был убит в самом начале второй чеченской войны. А вот старший сын женился, остепенился, вроде стал мирным человеком, но его тоже во вторую кампанию, как пособника, прямо из дома забрали, исчез.

От старшего сына остались жена и двое детей. Это они навещают профессора, убирают, готовят и прочее.

Еще у профессора есть дочь, она замужем в Европе. Это она оплачивала адвокатов, это она содержит его и даже дает возможность ездить по миру.

Мы с ним работали около года. К моему стыду, виделись очень редко: то я в отъезде, в работе, то он, хотя и больной, тоже вечно в трудах. А в последний раз он как-то посветлел, улыбался:

— Вот, дочка деньги прислала, «целевые». Говорит, только на поездку к ней. Сама она приехать не может, паспорта нет. Вот, заканчиваю труд. Тимуру только месяц жить осталось. Хе-хе, а сколько мне? Может, меньше того.

В ту ночь работа у меня не клеилась, и спать почему-то не мог, было много вопросов. На заре я пошел к профессору. Он всегда подчеркивал, что свободен, и потому никогда не запирался.

Я открыл дверь и сразу все понял: из дома не валил привычный табачный дым. Видимо, профессор знал, ждал. В последний момент, уже криво, успел закончить фразу, даже дату поставить. Умер за рабочим столом, лицо к выходу и прямо под настольной лампой ярким светом озарено. Я захотел взять его чудо — ручку-Перо — на память, разжал кулак, а на ладони выжжена надпись — «Маршал!»

^{Апрель 2007, Шали}