Сказка Востока - [185]

Правда, претендуя на литературу, мы порой все же пытаемся отобразить характер описываемого времени и даже рискуем определить характер такого человека, как Тимур, и, как ни странно, в этом он нам сам поможет, ведь хотя он и слыл, по свидетельствам его личных летописцев, неграмотным, и не было у него нужды писать: множество писарей и секретарей — некий прообраз современного компьютера. И все же даже Тимуру иногда приходилось вместо меча в руки Перо брать: надо же подписать указ и собственноручно написать пролог наставления своим потомкам. И вот что нам Перо через многие века доподлинно донесло. Почерк у Тимура размашистый, властный, в то же время угловатый, неразборчивый, но твердый, где каждая буква и знак с явным нажимом, с акцентом, с надавливанием, словно знает он, что велик, что будут и через сотни лет изучать это письмо. И потому здесь некая надменность, гордыня, тщеславие. Именно поэтому конец каждого слова и всего предложения несколько куцевато-витиеват, и не то что обрублен, а наоборот, вольный полет, мол, некогда, догадайся сам, итак он снизошел, что стал лично писать.

А что же в содержании? Признаемся, мы об этом уже упоминали, Перо нам это подсказало. Но тогда были иные времена, и в тех же словах было чуточку иное содержание, иной смысл и иное предназначение. Весной 1402 года, а если быть еще точнее — 8 апреля, Тимуру исполнилось шестьдесят шесть лет. По тем временам возраст очень солидный, и теперь вокруг Повелителя почти не осталось сверстников, свидетелей его разгульной залихватской молодости; вокруг почти что все юнцы, и в них огонь, напор, они все давят, наступают, пока безропотно, но мечтают его оттеснить. Однако сам Тимур о своей смерти и думать не хочет, и даже о старческом покое он не мыслит. Он думает лишь о вечном будущем, а это возможно лишь благодаря победам. И он готовится к очередному бою, пожалуй, к самому серьезному сражению в своей жизни — к схватке насмерть с Баязидом. И, забегая вперед, отметим, что если бы не это событие, может быть, имя Тимура так бы и осталось где-то на периферии истории. А в 1402 году Тимур стоял у ворот Европы, у ворот современной истории, и интуицией гения чувствовал, что, несмотря ни на что, надо идти вперед, продолжать борьбу.

И, как известно, с позиции ученого, тех же историков или экономистов, война — это борьба за ограниченный ресурс, это алчность, власть, а в итоге — рост и развитие общества. Это продолжение мира. И эти выводы вроде бы прочно закованы в броню непреложных фактов, что подтверждает статистика и социология. Однако в том-то и сила литературы, что мы по-иному, особо не опираясь на материалистическую составляющую, смотрим на многие вещи, в том числе и на войну. И оперируя не бездушными цифрами, фактами, границами, а, как и обязана подлинная литература, думая о человеке, о его судьбе и скрытых для науки душевных переживаниях, мы, понимая, что частенько вступаем в противоречие с ранее нами же излагаемым, все же отметим с позиции литератора, то есть гуманиста, что исторические корни всяких, прежде всего цивилизационных противоречий и столкновений происходят не столько из-за экономических и политических противоречий, сколько из-за психологии народов и человека. Войны, будучи в течение веков и тысячелетий неизбежным и естественным состоянием человечества, порождаются прежде всего этническим эгоцентризмом, ощущением избранности, чувством того, что «мы превыше всех и избраны Богом».

Именно такой характер «избранности» двигал Тамерланом в преклонном возрасте. Поэтому, в отличие от монголов, его призыв в борьбе — «борьба с неверными» и с инородцами. А когда перед ним стал тоже тюркит — Баязид, — Повелитель объявил, что Баязид вовсе не тюрк, непонятного происхождения, и далее прочие идеологические гадости, точнее, методы.

Впрочем, Тамерлан Баязида, видимо, боялся, ибо до сих пор он к войне так основательно не готовился и до этого еще никогда не собирал к бою столь огромные силы. А известно, что после того как к нему прибыл внук — наследник Мухаммед-Султан, под знаменами армии Повелителя стало более четырехсот тысяч воинов. Но и это не все. Почувствовав такую мощь, предвидя наживу, да и чтобы не впасть в немилость, к Тамерлану даже из далеких краев потянулись всякие князьки со своими тысячами.

Так, под командой Властелина мира собралось около полумиллиона войска. Это, конечно же, хорошо, но такую армаду и содержать надо. И не дай бог они до начала кампании излишне проголодаются, ведь это не те тюрко-монголы-кочевники, которые месяцами на подножном корму и охотой могут рыскать вслед за добычей по бескрайней степи. Теперь это воины, у которых за плечами немало доблестных побед и столько же богатств, жен и детей. Но это не у всех. Есть и такие новички, которые обо всем этом мечтают. Дай им слабинку, и эта масса выйдет из повиновения и разнесет не только огромный город Тебриз, но и самого Тамерлана может смести. Поэтому такой армией управлять не просто, постоянно надо быть начеку, и обычной строгостью дисциплину не удержать. И мудрый Тамерлан понимает, что на сей раз нужна солидная подпитка в виде приманки. С этой целью он объявляет указ, что до начала Анатолийской кампании против Баязида он выплатит всем годовое жалование.