Сказка Востока - [186]
Конечно, это колоссальная сумма, и тем не менее сам Тимур мог бы из своих сокровищниц выплатить ее, как он не раз это делал в начале своей военной карьеры. Да тогда времена были другие, он имел не теперешний вес и авторитет, и приходилось делиться всем, дабы слыть щедрым и справедливым лидером. Ныне из его казны ничего не должно уходить, только прибывать. И те дворцы, что возводятся в Самарканде, — не за его личный счет, это он просто поручает своим богатым визирям и военачальникам. А откуда они добывают эти средства — его вовсе не интересует, так, для видимости он порой этих богатеев обвиняет в воровстве или измене и прилюдно вешает на удовольствие толпы.
В Тебризе эту расправу Тимур уже свершил. Она не принесла Повелителю никакого удовлетворения, ибо у виселицы оказался его сын Мираншах. Наверное, поэтому, а может, и потому, что Тебриз был гораздо больше, богаче и красивее Самарканда, он этот город невзлюбил. И дня бы он здесь не провел, куда приятней по-кочевому в шатре, на фоне гор прекрасного Кавказа. Однако Тебриз на стыке многих дорог, здесь все купцы, послы, сюда стекаются все деньги, товары, информация, а значит влияние. Теперь, непосредственно готовясь к схватке с Баязидом, Тамерлан просто обязан быть в самой гуще событий и по статусу должен жить в самом роскошном дворце Тебриза — это бывшее владение монголов Ильханов, где до этого находился Мираншах. Да Тимур суеверен, брезглив и осторожен. По своему опыту он знает, что в таких царских дворцах всегда есть тайные ходы, скрытые углы, всякие хитрости, гадости, и здесь свершались неимоверные мерзости, так что сниться будут одни лишь кошмары. Поэтому он сам лично объехал центр города, подыскивая себе подходящую резиденцию, и почему-то его взгляд сразу же покорила «Сказка Востока».
В заведении купца Бочека мощная охрана. Но как она может противостоять охране государя? «Сказку Востока» осмотрели, от ненужных лиц очистили, и лишь после этого туда направился Тимур.
— Вот это да! — даже всемогущий и вроде все повидавший Повелитель поразился невиданной роскошью. — Ну и Бочек! Молодец! — А попав со своей свитой в игорный зал, он радостно воскликнул: — А! Вот этот шахматный стол, где ты, Молла, мошенничал.
— Я в жизни не мошенничал, — в отличие от остальных Молла Несарт всегда подает голос, — а вынужденно исполнял волю твоего сына.
— Хе-хе, — доволен Тимур, — прекрасные фигуры, — рассматривает он шахматы. — А Мираншах вовсе и не дурак — здорово оболванил он игроков.
— Весь в отца, — такое тоже смеет сказать только Несарт.
— Хе, — улыбается Повелитель. — А как же иначе?! Жизнь — борьба, и противника надо всеми способами обхитрить, обыграть, в дураках, как тебя, оставить и в конце концов как навозного жука раздавить, что вскоре ждет и тебя.
— Я давно готов к смерти, — склонил голову Несарт, — хотя, впрочем, я уже не одного правителя пережил.
— На что ты намекаешь?
— Я буду жить, пока ты царствуешь, мой Повелитель.
— Хе, иначе, я царствую, пока ты живой?
— Ура! Ты просто гений, то бишь Властелин.
— Ладно. Тебя не переболтаешь. Расставляй фигуры, выиграешь — получишь обед.
— О Повелитель, у нас пост, и мусульмане не обедают в этот великий месяц.
— Ты учишь меня, шелудивый пес? Ты что, забыл, что я исполняю газават, иду в бой с неверными, а это выше поста.
— О Повелитель, вся твоя жизнь — газават! И если бы не ты, кто бы служил Богу.
— Хватит болтать, — рявкнул Тамерлан. — Играй черными — твой цвет, плебей. А проиграешь — повешу за пояс, как ты доселе просил. Ха-ха-ха!
После таких оскорблений Молла Несарт играл с особым рвением, чего и добивался Тамерлан. Он, как прирожденный воин, уважал достойных соперников и на поле брани, и за шахматным столом.
— Хорош, хорош, — после очередного удачного хода стал хвалить Моллу Повелитель, а так как во время этой игры он был способен думать о многом остальном, то неожиданно спросил: — Слушай, старик, у тебя, я смотрю, еще остались проблески ума, по крайней мере, в шахматах ты по-прежнему силен. А вот ответь мне на такой вопрос. Вот я после покорения каждого города отбираю лучших поэтов, философов-мудрецов, врачей, архитекторов, ученых и прочих знающих людей, отправляю их в Самарканд, наделяю их лучшими домами, пожизненным жалованием, гаремами, влиянием при дворе и прочим всем, о чем они до этого даже не имели представления. И что в итоге? Они ничего дельного не изобретают, не предлагают, не выдумывают. Отчего же это? Может, они, в душе не любя меня, вредят? Иль что еще? Ведь я богатств для них не жалею.
— Повелитель, позволю заметить, что эти умные головы много делают — они восхваляют тебя, своего царя, покровителя и мецената. А творить, созидать они уже не способны, потому что они, приобретя твое покровительство, потеряли свою независимость, значит свою энергию.
— Ты хочешь сказать, что голодные философы преобразились в богатых глупцов?
— Да, покорность стала их привычкой, а раболепство — удовольствием.
— Значит, если я тебя отправлю в Самарканд, ты будешь мне проигрывать?
— Нет, потому что здесь ты во время похода и сам внутренне мобилизован, играешь со всей силой. А ныне Самарканд — твоя столица. Это не тот город, что захватывал тридцать пять лет назад. Теперь ты сам будешь там расхлябан, под славословием краснобаев и богатых глупцов. Отчасти поэтому ты мало бываешь в родном городе, ибо там ты теряешь свой боевой дух, без которого ты жить не можешь и не сможешь. Ты в походе кончишь свои дни.
