Сказка в дом стучится - [45]

— А что ты так занервничала?

Вероника вжала ладони в кухонный стол и уставилась мне в глаза испытующим взглядом. Нет, красотка, я красная после бани! Не после любовной записки!

— Что такого может написать посторонний мужчина посторонней женщине? — не унималась засранка. — Что родной сестре прочесть нельзя? А, Алечка?

Я выпрямилась и теперь смотрела на малявку свысока, хотя Вероника выше меня на целых пять сантиметров.

— Этот конкретный мужчина мог написать любую хрень, потому что я его совершенно не знаю. Зато знаю мою любимую сестрёнку. Она сделает из мухи слона. Как-то так. Сечёшь?

— Думаешь, он всем «любимая» пишет? А что? — Вероника выпрямилась, и я сразу уменьшилась. Даже в собственных глазах. — Ему финансы это позволяют…

А мне мозги много чего позволяют! Быть умной, пусть и с опозданием, пусть только в родных стенах и с родной сестрой.

— Понятия не имею, кому и что он пишет, — Что правда, то правда! — Но любимой бабой Ягой называет меня его младший сын.

Пусть неправда, зато спасительная.

— То есть это тебе маленький мальчик цветы прислал? — издевалась Вероника.

Да, точно маленький мальчик! На взрослого дядю он больше не похож!

— Но точно не его папочка! Лучше бы перечислил на счёт… Вот честное слово!

— Персональный…

— Театра. Вероника, хватит! Твои намеки уже в печенках сидят. Сейчас мать заведёшь. Хоть выкидывай цветы…

— Нет! — Вероника, совсем как ребенок, вцепилась в шляпную коробку, служившую розам вазой. — Давай скажем, что это мне подарили?!

— Чтобы нашу мамочку родимчик хватил, умная ты Маша! Правду говори. От малолетнего поклонника цветы. И не надо про обнимашки упоминать. Пожалуйста.

— Не дура, не скажу. Жрать будешь?

Вот так, с уси-пуси на грубость за секунду!

— Я спать пойду. Ночью встану, поем. Так что оставьте мне на тарелке в холодильнике хоть что-нибудь. Я погрею.

— Я слышу, когда ты включаешь микроволновку.

— Хорошо, буду есть ужин холодным.

Господи, даже мыши ведь шумят! А мне нельзя. И все же так ничего и не возразив, я развернулась и пошла к себе в комнату.

— Волосы высуши! — играла Вероника роль мамочки у меня за спиной.

— Как вы с длинными волосами живете?! — ответила я без всякого сарказма.

И сушить ничего не стала. Сами быстро высохнут — голова-то вся горит, потому что на экране телефона светится сообщение: «Кукла классная, но я хотел увидеть кукольницу». Захотелось ответить — хотелка не выросла. Потом вспомнила, что цветы на самом деле от папы, у которого она ещё не отвалилась и даёт о себе знать в самый неподходящий момент. Куда мне с ним таким к Тихомирову идти?

Набрала в ответ несколько вариантов благодарностей, но не отправила ни одной. Пусть думает, что я сплю. Или не думает… Тысяча пропущенных деловых звонков, а он мне эсэмэски строчит! Господи, даже десять лет назад Валера был взрослее себя сегодняшнего. Хотя бы выглядел. И вчера ночью на вокзале — уставший стареющий мужик, а сегодня что? Детство в одном месте заиграло?

Дзынь! Пронесло… Вопрос от директора нашего театра: Аль, ты в курсе, от кого два перевода по пятнадцать штук пришло? В курсе. И переводы не могут быть анонимными. Лёша назвал имена: они мне ни о чем не говорили. Отлично. Плевать, как Терёхин деньгами распоряжается. Написала: знаю. Благодарные зрители. Ответ: Аля, мы тебя любим.

Ну да, за деньги почему бы и не полюбить меня? Я же любила их бесплатно. Даже за материалы к куклам денег не брала. И всегда говорила своим заказчикам, что чаевые они могут напрямую перечислить в фонд театра. Моя театральная десятина позволяла мне спать спокойно. Но не сегодня. Ох и тяжело будет отыграть на браво в эту субботу девяносто оставшихся процентов эфемерного гонорара. Только б некоторые не вызвали меня на бис!

«А я сам нашел свою бабу Ягу», — увидела я в телефоне, едва разлепила глаза в половине первого ночи. И прикрепленную фотку с моей последней Елки.

Да что ж тебе не спится, поклонник моего таланта! На десять лет тебя в Гугле забанили и вот наконец ты вышел на свободу? Надо тебя до субботы, как и Никиту, от Всемирной сети отключить на всемирное благо. Или хотя бы для моего личного спокойствия.

Ответить? Нет, перебьется. Что это за детский сад такой? Мне в тридцать не хочется дурить, а он к сорока годам только во вкус вошёл, что ли? Даже интересно, он со всеми такой или мне одной повезло? Как утопленнице! И волосы не высохли. И подушка мокрая. Пока не от слёз, но с Терёхиными всё возможно. Даже слёзы! Господин Тяжелый Опыт подсказывает…

А та, у которой весь опыт пока, к счастью, черпается из романтических книг и фильмов, спала на соседнем кресле, уткнувшись носом в мягкую подушку. Я каждый раз била себя по рукам, чтобы не перевернуть спящую с живота на бок. Ладно, пусть лучше подушку обнимает, чем кого-то… неправильного. Пусть и на правильной машине.

Нужно дождаться своего идиота, который будет на весь двор песни орать и разрисовывать дорожку к подъезду мелками, да так красиво, что потом бабки станут гонять бедных жильцов по траве, чтобы не затоптали. Там была нарисована больше, чем пятьдесят одна розочка. Так Костя и научил меня романтике — детской, наивной, безденежной… Жаль, что она разбилась о быт, об его маму, о мою тоску по Питеру и… О желание хоть какого-то комфорта, к которому меня приучили Терёхины. Костя предложил уехать из смоленской квартиры матери в бабушкин деревенский домик, и я по дурости согласилась. Но такого дискомфорта моя нервная система уже не пережила.