Сказка в дом стучится - [23]

Шрифт
Интервал

— Заткнуться, Валера! Ещё ты можешь заткнуться! Иногда это полезно. Я понимаю, что многие родители просто не умеют этого делать. Когда я окончательно срываю голос, пытаясь перекричать взрослую толпу, я могу громогласно заявить: «Товарищи родители! Соблаговолите наконец заткнуться!»

Его губы дрогнули — не в улыбке. Он что-то хотел сказать, но передумал и выдал с опозданием:

— Вот так вот грубо? А как же правила работы с клиентами?

— У меня нет клиентов, у меня заказчики… — выдала я обычным тоном, которым исправляю всех, кто пытается меня подколоть. — И знаешь, не обижаются. Правда, обычно хватает вопроса, у чьего ребенка вместо ушей выросли локаторы?

— Похоже, скоро они вырастут у тети Тани, — Валера прикрывался одеялом, точно щитом, не считая подушки, которую прижал подбородком. — Баба Яга куда-то шла, чтобы превратиться в Василису Прекрасную, или я ошибаюсь?

 — Смотря в чем? Есть такой персонаж, Василиса. Только вот баба Яга никогда ни в кого не превращается. Она остается бабой Ягой, даже если косу заплетет. А у меня все равно хвостик крысиный, — потрясла я волосами. — Шевелюра, как у тебя, так и не выросла.

— Иди уже, крыса, пока Буся не нажралась крысиного яда и не сдохла от пережора.

— Вот зачем вы собаку закармливаете?

— Это не моя собака, а Марианны. Мне со своими детьми не справиться, а ты ещё Бусю приплетаешь…

— С Бусей проще. Не кормить и все дела.

— Ни с кем не проще. Я ни с крысой, ни с лягушкой, ни с бабой Ягой справиться не могу. Я так в школу опоздаю, не понимаешь, что ли?

Злился Терёхин уже по-серьезному. И из моего голоса мигом пропали все шутовские нотки.

— Извини, Валера, я реально быстро умоюсь. Извини.

Он кивнул и отвернулся. Сделал шаг туда, куда я вчера не пошла спать. Не горбится — а он никогда и не горбился. А нас в студии ради сценической осанки заставляли часами расхаживать со сцепленными за спиной руками. И все равно не особо помогло, но бабе Яге позволительно быть скрюченной. Только сейчас меня скрутило внутри. Не от голода, а от ужаса — я наступила на муравейник. Если Терёхин что-то выкинет против своих сыновей, виноватой буду чувствовать себя я. Но как поставить ему на место мозги? Взять шланг и окатить с дурной головы до самых пят колодезной водой на его же манер?

----

Глава 15 "Электрический стул для бабы Яги"

Без чёрных разводов под глазами я, конечно, не перестала быть бабой Ягой. Этому способствовала дырка в голове, из-за которой я не захватила с собой сумку, где пряталась расчёска. Ничего. Резинки все равно нет, так что петухи не страшны, а пятерня хоть как-то да спасёт мои волосы от вшивого домика.

— Аля, тебя прям не узнать! Аж выросла!

О, да, пришлось нагнуться, чтобы обнять тетю Таню. Та не поменялась, как не меняются годами добрые толстушки. Измяла меня, точно тесто на пирожки. А моя футболка и так была уже понятно из какого места… Хорошо, не пахла… Или просто на кухне, куда я заглянула, чтобы поздороваться, все запахи растворились в аромате компота. Господи, точно десяти лет не было! Все те же стены. Только техника на столешнице сменилась. Да жалюзи теперь на окне, вместо занавесок. Но главное люди. Они не поменялись ни внешне, ни в душе… Хотелось в это верить.

— Сеньку нашего уже видела? — шепнула тетя Таня мне в самое ухо, хотя секретничать не было необходимости: Валеры рядом не наблюдалось.

— В окно только. До дня рождения ни-ни, не хочу портить сюрприз…

Сказала я больше для отмазки, чтобы не вдаваться в подробности, почему меня не представили самому маленькому члену семьи. Валера, наверное, не хотел лишних косых взглядов со стороны слишком посвящённых в семейные будни, но все же посторонних людей.

— Правда же папина копия? И повадки все Валеркины. Не в мать!

Как хорошо брат с сестрой держат тайны. Даже природа им подыгрывает.

— Да, конечно. Удивительно. У Никиты же только папины глаза… — начала подыгрывать и я, нарочно забыв добавить про папин характер у старшего.

Вот два барана и сошлись на тонком мосточке. Но, думаю, это понимают тут и без меня.

— Ещё изменится. Валерка вон тоже на мать в детстве был похож, а теперь от отца, царство ему небесное, не отличишь.

— Отличишь, — играла я как по нотам.

— Ну тебе, видать, виднее, — ляпнула тетя Таня и спешно отошла к плите, на которой ничего не требовало ее внимания. — Иди за стол, — сказала, на секунду все же взглянув в мою сторону. — А то Валера собаку придушит. А я вам кофе сейчас сварю и принесу.

— Спасибо, — ответила я ровно, хотя настроение переместилось по шкале с плюс одного градуса на минус один.

Что я не то сказала? Пошла вон и даже там меня облаяли. Не признали при свете. Или наоборот в темноте с кем-то перепутали. Какая, впрочем, разница…

— Я к тете Тане зашла поздороваться, — как бы извинилась я, садясь на отодвинутый заранее стул.

Это не мое привычное место, а Валеркино. Он обычно сидел по правую руку от отца, а сейчас занимал его стул пусть за новым, но таким же длинным столом.

— Она мне тобой все уши прожужжала. Точнее вопросами о тебе, а мне и сказать в ответ нечего. Марьянка, наверное, злая была от недосыпа, вот и перевела на меня все стрелки.


Рекомендуем почитать
Хари

Вокруг молодой журналистки из Москвы по имени Дина все нервно и странно. Ее то преследуют, то похищают, то заставляют праздновать Новый год летом. Еще и роман никак не хочет дописываться. Спасает от окружающего безумия только любимая подруга Рита. Она пишет Дине письма, готовит ей завтраки и лечит от душевных ранений. Вот только кто такая эта Рита — человек, видение или еще кто-то — Дине только предстоит узнать.


Лето, когда ты была невестой

Сквозь сердце дремучего леса, средь вековых деревьев и кружевных папоротников, где не ступала нога человеческая, хмурый молчаливый воин везёт на вороном коне юную цесаревну. Он спас её, да не по своей воле; он должен отвезти её к жениху, да только брак не по любви. И если бы знала цесаревна, кто на самом деле её спаситель, и куда могут завести нехоженые лесные тропы, то не думала бы, что самое страшное для неё уже позади, ведь история только начинается…


Не было нам покоя

Год назад тихий провинциальный городок шокировала новость о загадочной гибели семнадцатилетнего Линка Миллера. Его тело было найдено в лесу, но вскрытие показало, что он утонул. Ноэми тяжело переживает потерю близкого друга. Только она знает, что в том лесу есть озеро, которое никто не может увидеть. Неожиданно девушка начинает получать сообщения от имени Линка, и события принимают опасный оборот. Ноэми обращается за помощью к своему сводному брату и младшей сестре Линка. Втроем им предстоит разгадать тайну гибели ее друга. «История настолько будоражит, что невозможно сомкнуть глаз до утра». – @darabooks «Дебютный роман Нагамацу соединяет мистику и меланхолию в стиле “Ривердэйла”.


Немота

В свои двадцать два Глеб понятия не имеет, кто он и чего хочет от жизни. Нацепив личину флегмы, смиренно существует оторванным поплавком в пресном вакууме разочарований, обесцененных идеалов и потери идентичности. Отрицает волнения, избегает рефлексии. Но на пике фрустрации сплетенный трос оказывается не толще шерстяной нити, треснувшей при первом натяжении. Квинтэссенция эмоций, уносящих течением в затягивающую воронку непролазной топи. При создании обложки использованы образы предложенные автором.


Два часа весны

«Мне не нужны сложные отношения», - думала Диана, отбиваясь от многочисленных поклонников. «Я скоро вернусь на Родину», - думал Стефан в последний год обучения в России. Студентка и преподаватель, девочка с Севера и поляк с русскими корнями. Они не знали, что будет дальше, пока судьба не столкнула их на университетском занятии по разные стороны баррикад… Герой – плохой мальчик, героиня – странная.


Разорванные цепи

Эта история рассказывает об азербайджанской девушке, выросшей в мусульманской среде. С самого детства героиню ожидает множество трудностей и разочарований, и по мере взросления чувство собственной ненужности и отверженности только усиливается. Однажды она встречает привлекательного британца-христианина и, несмотря на предостережения своей матери, выходит за него замуж и переезжает в далекую Кению. Очень скоро она узнает, что мужчина, который стал ее мужем, на самом деле — деспотичный тиран.