Сказка Шварцвальда - [82]

— Гозель, малышка, не расстраивай Петера, а то если он заплачет, трава на пастбищах прогоркнет, молоко у наших коров испортится, и люди будут вновь подозревать, что в Фогельбахе поселилась ведьма.

Тихо скрипнула дверь, и немного наклонив голову, Кристина с замиранием сердца заглянула в святую святых, в волшебный мир, знакомый ей с раннего детства, манящий, исполненный сказочных образов, запахами масел и лаков. Влажного ванильного аромата, исходящего от свежее выпиленных подрамников и сухого теплого от прогретых под солнцем холстов на старых, трескучих мольбертах… Мир, предвещающий рождение новых фантазий, отражающий полет воображения мастеров, творящих здесь, в маленьком одноэтажном домике, в центре Марцелля. Мастерская, искрящаяся волшебным светом, проникающим сквозь мозаичные витражи, стояла недалеко от рыночной площади, и принадлежала отцу ее старинного друга Якова, юного подмастерья, чьи краски она растирала, считая это великим благом, дарованным ей небесами.

— Есть здесь кто? Яков, ты тут? — тихо позвала Кристина, призывая темноту и глубоко вдыхая желанный, искушающий, знакомый с детства аромат, сопровождающий рождение чуда.

— Это, я, Кристина. Яков, отзовись?

Тихий звук скрипящих деревянных половиц и легкое прикосновение руки вызвало у нее неожиданный прилив крови и резкое сердцебиение.

Он испугал ее, внезапно появившись их соседнего подсобного помещения.

Молодой человек, одетый в темно-серую холщевую рубаху ремесленника, высокий, ссутулившийся, невольно старающийся скрыть свой рост, чтобы уместиться в невысоком помещении мастерской, осторожно дотронулся до ее плеча, скрывая счастливую улыбку.

— Кристина, малышка, это ты?

Кристина резко обернулась и на секунду потеряла дар речи, увидев своего старого приятеля.

Да, слишком долго она не навещала Марцелль. Ее наставник, ее друг детства, юный подмастерье, слишком быстро повзрослел, незаметно превратившись в привлекательного молодого мужчину, взволнованного, зардевшегося, словно маковый цвет и готового сейчас провалиться сквозь землю по неизвестной для Кристины причине.

Так странно…Он прячет от нее глаза, он боится взглянуть на нее как прежде и улыбнуться, что говорить о том, что он никак не осмелится как прежде щипнуть ее за бочок и пошутить насчет ее растрепанных разноцветных бантиков, которыми она не стеснялась украшать не только свои белокурые косы, но и одежду. Бантики, словно веселые летние бабочки дарили девочке иллюзию счастья и соприкосновения с тайной.

Что стало с ее Яковом? Почему он прячет от нее лицо, как будто совсем не рад ее видеть.

Она, несмотря на странность встречи как обычно обняла юного учителя, неуклюже уткнувшись носом в лямку его высокого кожаного фартука и с наслаждением вдохнула столь родной и знакомый аромат одежды и волос, казалось навечно впитавших в себя волшебные запахи красок. Яков всегда был для нее самым главным чародеем, умевшим создавать удивительные миры, образы легким движением кисти. Кристина боготворила его, но сейчас, по привычке прижавшись лицом к груди, испытала, неведомое и странное чувство отчуждения и испуга. Яков дрожал всем телом. Какое чародейство подействовало на ее доброго друга, превратив в совершенно незнакомого, пусть более привлекательного, но все же другого человека, который настораживал ее и вызывал недоумение? Что же произошло за то время, пока она не навещала Марцелль? Чьи злые заклинания изменили его? Или ее саму? Что случилось с ними, и почему нет прежнего беззаботного веселья при встрече? Дружеских ужимок, шуток, тумаков, нет беззаботных приветствий и поцелуев, невинных, легких, ничего не значащих? Словно между ними выросла стена, но то была не стена отчуждения, это была граница, разделившая вдруг два мира, таинственных и интересных, безумно жаждущих друг друга.

— Яков, милый, почему ты так странно смотришь на меня? Что в моем лице кажется тебе чудным? Или у меня выросли невидимые рожки? — Кристина недоуменно ждала ответа от молодого мастера, который неоднократно останавливал на ней долгий удивленный взгляд, пока она по своему обыкновению, присев у его мольберта, растирала приготовленные для работы над портретом пигменты.

Молодой человек смущенно потупил взор и внезапно покраснел, поникнув головой. Волнистые темно русые волосы в обеих сторон сомкнулись на его лице. Но лишь на миг, потом он поднял на Кристину теплые карие глаза и широко улыбнулся, рассеивая все опасения.

— Кристина, прости. Ты изменилась, невероятно похорошела, что я теряюсь, ты ли та маленькая хрупкая девочка, вечно рассказывающая мне сказки и удивительные истории про Старика и маленького Модника? Где тот светловолосый ангелочек, чей мелодичный голос напоминал мне звуки небесных колокольчиков…

— Яков, я тебя не понимаю, то ты говоришь мне, что я похорошела, то тоскуешь о потерянном ангеле, так кем я стала ныне? Почему ты продолжаешь прятать от меня взор?

— Я теряюсь, госпожа…

— Яков, что с тобой, ты ранее никогда не величал меня так… Брось, не пугай меня, скажи, что не так?

Кристина отложила склянку с пестом в сторону и взяла молодого художника за руку, требовательно заглянула ему в лицо