Сказка о святом, о Далай-Ламе, о шахе, и о мате, которым шах своих советников покрывал - [2]

Придворные стояли смиренно наклонив головы, ожидали окончания экзекуции, и начала Заседания Дивана. Заместителем председателя Дивана был многомудрый (не столь многомудрый, как шах, ибо в таком случае, мог и сам бы шахом стать, кроме того, шах не потерпел бы другого многомудрого в радиусе действия своего голоса, чтобы палач мог услышать, но, все-таки, круглому дураку на таком посту не место, не правда ли?) Хормят ибн Досыта Накормят, мудрость которого простиралась столь далеко, что он один раз был бит палками за бредни явные, что, мол, нужно предоставить одному из регионов той далекой страны статус Свободной Экономической Зоны. "Зоны?" - вопросил тогда шах "Зона это хорошо. Нам бы их побольше надо, повместительней, чтоб всем там места хватило" сказал шах, который до того, как стать Столпом Вселенной, Воплощением Справедливости, Тенью Ра на Земле, Тем, у кого учился де Голль и Предметом Зависти Буша и Сына (или Буша и Отца, ну, какая к Иблису, да будет проклято имя его, разница? Главное-то что? Что завидовали оба!) был надзирателем в одной многочисленных тюрем той далекой страны. Но, разобравшись в сути предложения (ибо он был воистину проницателен, ибо, как я уже говорил, всю молодость провел обыскивая зеков, и от его разума не могла скрыться ни одна сигарета с анашой, как бы хитро ее зеки не прятали, проницал, короче, от души и по полной программе), приказал примерно наказать дерзкого, за предложение, противоречащее духу времени, менталитету народа, традициям страны, и подлинным нуждам нации. С тех самых пор, вышеупомянутый ибн значительно поумнел, и более не предлагал проектов подобного рода, сведя свое участие в заседаниях Дивана к своевременным замечаниям вроде "поддерживаю", "совершенно верно" "премного благодарен" и "всецело одобряю". Прочие советники и министры так же не являлись образцом мудрости и инициативности, так как при шахах, являться чем -либо иным, кроме как "задом для уминания кресла","ушами, для внимания мудрости неизреченной, из уст повелителя проистекающей" было чревато, в лучшем случае, битьем палкой по пяткам и "переходом на другую работу в связи с состоянием здоровья", а в худшем, лишением всех благ, и "судом народным, скорым, правым и благочестивым за расхищение феодальной собственности". Главный судья смиренно потупив глаза, разглядывал новые, расшитые жемчугом (жемчуг с Востока, расшивали их на Востоке еще более дальнем ) тапки, которые купил на деньги, полученные от знаменитого растлителя малолетних и угнетателя престарелых, разбойника Мустафы, за то, что при рассмотрении дела вышеупомянутого злодея выяснилось, что арестовали его по ошибке, что он благочестив и каждую пятницу ходит в мечеть, а в каждое воскресение - в церковь (справки из храмов с печатью в виде пагоды приложены), что настоящий разбойник- его брат - близнец, которого тоже зовут Мустафой, и что Мустафа-богобоязненный давно отрекся от своего безбожного родственника, и не поддерживает с ним никаких отношений. "А как в моей стране обстоит дело с уровнем преступности?" - вопросил шах. Из толпы придворных вышел начальник стражи (с превеликим трудом и помощью заграничных инструкторов наконец-то сумевший понять разницу между "полевым довольствием" и "половым удовлетворением", за что и был назначен на столь высокий и ответственный пост) и доложил обстановку, да так громко, что в шахском гареме у двух наложниц случился выкидыш, а у старого евнуха Синдбада внезапно наступила эрекция (да, да, у того самого, а оскопили его за поездку куда-то очень далеко, нет, отрезали ему кое-что не за то, что он куда-то поехал, все визири, да и сам шах регулярно куда-нибудь да ездили, а за привезенную оттуда книжку Солженицына, название которой перевели как "За ГУЛАГ, чтоб не болтал чего не надо, ахмаг". Вот и отрезали ему часть тела, название коей несколько рифмуется с названием книги. Переводчику книги тоже досталось, но это уже другая история. По-моему, ему сперва разможили лицо об пол, потом пол изменили без наркоза, и отправили в гарем шахского наместника в отдаленной провинции. Наместнику было все равно, переводчику - нет, но у него не спросили). Из доклада начальника стражи следовало (помимо побочных эффектов в лице 2-х э-э-э ...... как бы это сказать, ну, да ладно, и так все ясно), что в стране с преступностью все очень хорошо, всех посадили, расстреляли, разогнали, а кого не успели, так избрали в Государственную Думу. "Так что, там теперь люди свои, можем повесить, когда захочет пресветлый шах." - радостно ощерясь, доложил начальник стражи. "Пресветлый шах, организация "Transparency International" опять поместила нас на третье место в мире по коррупции" - доложил придворный шут. "Так, что такое "International", я понимаю, то ли слышал где-то, то ли еще что-то. А вот это... как его.... ну, вот еще....." - вопросил пресветлый шах. "Transparency" - услужливо предвосхитил мысленное напряжение повелителя начальник Отдела Внешних Сношений .(Его назначили на данный пост за умение правильно писать свое имя на латинице, и в результате его сношений страну выставили из всех организаций, откуда только можно выставить государство. Страну терпели только в ООН, но чувствовалось, что это ненадолго, так как терпение у чернокожего вождя прогрессивного человечества подходило к концу). "А это чего такого, а?" - спросил повелитель. "Прозрачность" - перевел бывший учитель математики, а ныне заместитель главного казначея (должность беспокойная, текучесть кадров высокая, причем кадры текли вместе с кровью казненных за проявление излишнего рвения в деле присвоения денежных средств). "А какая на хер тут международность?" - удивился шах. "Это, мол, так прозрачно, что слава об этом на весь свет расходится. Ну, глянешь в рот, и асфальт видать. Хрусталь, короче." - сказал шут. "А что по этому поводу скажет товарищ Гулихейванов?" спросил пресветлый шах, набив трубку раскрошенной сигаретой "Герцеговина Флор". "Хейвангулиев я" - робко заметил заместитель управления общественным просвещением. "Я думаю так, что если наше светлое величество сказало Гулихейванов, значить Гулихейванов. А если подумать, разобраться, допросить, то и Хуливытамовым сделать можно. Не так ли, уважаемый Совет Народных Сечилмишей?". "Да, да, безусловно, неподражаемо, гип-гип, слава труду, блуду, быдлу" - наперебой загалдели придворные. "А оппозиция вашего величества дразнит нас сечилмямишями" - пользуясь удобным моментом наябедничал Сейфулла ибн Муваккиль, которого побаивался почти весь Диван и решительно все подчиненные, в состав которых, кстати, входили и лидеры оппозиции. "На то она и оппозиция, работа у них такая" - глубокомысленно заметил министр просвещения, который был назначен на эту должность исключительно за способность глубокомысленно замечать то, что и без него так и так понятно. "Да черт с ней, с оппозицией. У ней в головах мозгов меньше, чем в заднице нашего пресветлого шаха." - сказал министр церемоний. "Где, где?" - бесцеремонно вопросил его давний соперник, министр орошения (страна была жаркая, и существование подобного министерства было, безусловно оправданно и целесообразно), решивший, если не скомпрометировать церемониймейстера, так хотя бы вселить в шаха сомнения в его административных способностях. "В заднице" - растерянно ответил церемониймейстер. "Чего, чего?" - ехидно переспросил главный мелиоратор. "Мозгов" - пролепетал несчастный, и понял, что переиграл, так как шах не был искушен в филологии, и сопоставление таких слов как "задница", "голова", "мозги" и "шах" могло бы привести к непредсказуемым последствиям для незадачливого льстеца. "Я тебе, бл.дь, не позволю оскорблять пресветлого шаха!" - взревел соперник, и вцепился несчастному в бороду. Один из придворных понял, что перед лицом повелителя происходит нечто совершенно непристойное, а именно, драка, дал под глаз церемонимейстеру, и под дых министру орошения, по-видимому исходя из соображений этикета и равенства всех перед дланью карающей, щедро по шее дающей, во веки веков. Матерящихся противников растащили коллеги. "Нет, ни на что вы не годны. Не можете моему величеству услужить так, как того требует моя душа, сан и политическая обстановка. Оборзели, зажрались, заворовались, разленились. Бить вас буду. Сами знаете, битый ишак скачет быстрее небитой лошади." - сказал недовольный шах. "Нет, нет, мы больше не будем" - завопили чиновники, и повалились на ковер к ногам Столпа Справедливости. Уши шаха, как и уши прочих властителей (королей, ряисов, римских пап, министров земледелия, начальников отделов, генеральных секретарей), без которых народы могли бы прекрасно обойтись, но по глупости не обходятся, находились на пятках, попросту говоря, любят они, когда у них в ногах валяются, да сапожки горькими слезами омывают. Шах подумал, и простил советников (он, правда, не забыл этого случая, он вообще никогда ничего не забывал, поэтому и сумел стать шахом, а не сержантом вневедомственной охраны). Кроме того, близилось время обеда, и шах, плюнув на валяющихся на ковре толстых дяденек, удалился откушать.