Сказка о музыканте - [43]

— Скрипка? — он огляделся, но вспомнил, что струны все равно порваны, а смычок сломан, и даже если инструмент здесь, сыграть на нем сейчас не получится. Хотя, если догадались захватить футляр, там есть запасные…

— Тебе уже скрипку? — с мягким укором спросила Ния, и голос ее дрогнул.

— Нет, — он покачал головой. — Сколько времени прошло?

Ния поняла, что он имеет в виду.

— Два дня.

— Два дня? — мысль о том, что все это время за ним ухаживала именно Ния, была и приятной и одновременно смущала. Он вздохнул и, сдвинув до пояса жаркое одеяло, попросил: — Мне бы одеться. Найдется что-нибудь?

Одежду Ния принесла сразу, Лаэрт отказался от ее помощи и вскоре выглянул из-под полога. Покачиваясь на ходу, он направился в сторону от палаток, стараясь не смотреть в удивленные и одновременно испуганные лица луговчан.

Когда на обратном пути его встретили траурным молчанием, Лаэрт остановился. Испугаться по-настоящему не хватало сил, как и удивиться. "Может, я и правда превратился в чудовище? Только почему-то сам этого никак не ощущаю. Или… они ведь знают, что солдаты пришли в Луг из-за меня. Поэтому так смотрят?"

Не говоря ни слова, он пошел прямо к Ние. Девушка стояла на берегу и встретила его грустной улыбкой. Кажется, ей хотелось поддержать его, Ния уже протянула руку, но Лаэрт не принял помощи, всем видом давая понять, что и так не упадет, хотя ноги в самом деле подкашивались.

В ответ на безмолвный вопрос Ния обернулась к воде, и Лаэрт сделал то же самое, опустив взгляд к чистой зеркальной глади, в которой, на фоне ясного неба, отражались две человеческие фигуры.

Рядом с Нией стоял какой-то неприятный большеносый старик с пепельно-седыми волосами и бородой. В первое мгновение Лаэрту захотелось обернуться, чтобы посмотреть — кто же это подошел к берегу, но он сдержал порыв и неподвижно вглядывался в собственное отражение: действительно ли он так постарел всего за два дня, или это седина делает его таким страшным. Присев на корточки, он пригляделся повнимательней, потом еще раз посмотрел на свои руки — нет, тело не изменилось, только волосы.

— И всего-то…

Слишком уж незначительная плата за то, что он сделал. Как-то даже не верится.

Лаэрт поднялся, Ния неуверенно улыбнулась, видя, что он не расстроился.

— Я все хотела спросить: где Тим?

— Я оставил его у хороших людей. Не волнуйся, я уверен, там ему ничего не грозит. Правда… Тим вряд ли предполагал, что ждать меня придется так долго. — Музыкант нахмурился, бросил быстрый взгляд на свое отражение в озерной глади. — Мы далеко ушли от Рийна?

— Не очень, — ответила девушка. — Сейчас свернем палатки — и в путь.

— Ясно.

Не сразу, но Лаэрт обернулся. Он молча смотрел на лица луговчан и ждал первого слова, первого жеста… Вперед вышел широкоплечий мужчина с длинными пшенично-желтыми усами. Он подошел к Лаэрту и неожиданно обнял, дружески похлопав по спине, потом отступил назад и протянул широкую ладонь.

— Спасибо.

Музыкант не ответил — слишком неожиданной была благодарность. К нему подходили мужчины и женщины, некоторые жали руку, другие просто улыбались и что-то говорили. На тех нескольких, что остались в стороне и смотрели подозрительно и недружелюбно, Лаэрт не обратил внимания.

И все же, когда остальные занялись сборами, музыкант вздохнул с облегчением. Его помощь не требовалась, потому, попросив у Нии острый нож, Лаэрт сел на берегу и наскоро сбрил надоевшую бороду. Подбородок оставался колючим, но зато теперь музыкант не был похож на старика, хотя пряди спускавшихся до плеч волос и брови так и остались пепельно-серыми, а на исхудавшем лице нос по-прежнему казался большим.

Шли долго и дотемна. Под конец Лаэрт уже едва переставлял ноги, и, когда объявили привал, буквально свалился на землю. Как добрался до палатки — он не помнил.

Ночью снова снилось что-то страшное, и в этом сне была танцующая Ния, музыка, которая зачаровывала и проникала в душу и сердце, высокий костер и рвущиеся струны. На этот раз Лаэрт проснулся без крика — просто открыл глаза и, не сразу сообразив, где находится, попытался сесть.

— Что случилось?

Голос Нии он узнал, но в темноте долго не мог ее разглядеть. Потом глаза привыкли, и лунного света, проникающего под приоткрытый полог, оказалось достаточно, чтобы увидеть мягкие очертания силуэта склонившейся над ним девушки.

— Ты почему здесь?

— На всякий случай, — прохладная ладошка коснулась его лба. — У тебя был жар, и мы с Илларией решили побыть с тобой.

Ему действительно было жарко. Лаэрт откинул одеяло, которым кто-то заботливо его прикрыл, и тут внезапно пальцы его наткнулись на что-то шершавое, знакомое на ощупь. Приглядевшись, музыкант увидел рядом с постелью футляр от скрипки и тут же, усевшись на одеяле, открыл его.

Инструмент оказался на месте, завитками торчали над грифом обрывки струн, грустно лежали сбоку две половинки смычка, но на дне футляра, завернутый в мягкую ткань, все еще лежал запасной смычок и струны.

Захотелось сразу же взять скрипку в руки, но играть все равно нельзя, чтобы не разбудить спящих, поэтому Лаэрт осторожно закрыл крышку футляра и снова лег.

— Спасибо.

— Не за что, — он почувствовал, что Ния улыбается. — Ты лучше спи, завтра рано вставать.