Скажи смерти «нет!» - [28]

— Привет!

Он нагнулся и поцеловал ее, и, когда его губы прикоснулись к ее губам, он почувствовал, что первая минутная неловкость исчезает.

Он сидел у ее койки, держа ее руку в своих руках, они болтали о разных пустяках, привычных и утешительных. Повернувшись спиной к остальным, он старался не думать об этой ужасающей тесноте, и все же обстановка угнетала его.

— Довольно паршиво здесь, правда? — сказал он, украдкой оглядевшись.

— Да нет, здесь совсем не плохо.

— Тебе и правда удобно здесь?

— Ну конечно же, хорошо, Барт, — солгала она.

— А как тут насчет жратвы? Я узнавал в одном месте, и мне сказали, что еда — это главное, чтоб поправиться при этом… Ну, в общем при таком деле.

— Да, вполне прилично, — снова солгала Джэн.

— Ну вот, я тебе шоколадных конфет принес. Расправляйся с ними как можно скорей и набирай весу. Чем больше наберешь весу, тем лучше. А тесновато все же, а?

— Нет, что ты, места достаточно, правда, и знаешь, девочки говорят — мне страшно повезло, что я вообще попала в больницу. Потому что если твой врач не пользуется влиянием, то приходится долго-долго места ждать, месяцами.

И все жалобы, которые накопились у нее за это время и которыми она хотела поделиться с Бартом: и тесно здесь, и пища плохая, и ухода почти никакого нет — все эти жалобы замерли у нее на языке. Теперь ей хотелось только одного — убедить его, что все здесь отлично, в этой больнице, куда он устроил ее и за которую он платил деньги. И после того как он ушел, она долго лежала без сна в темноте, слушая, как хрипло дышит Бетти и как кто-то из больных на веранде громко храпит у них под окнами.

II

Она едва успела задремать, как пронзительный звон будильника вырвал ее из объятий сна. Она села на койке — сердце ее колотилось, что-то сдавило горло, нервы были напряжены. Потом над койкой Линды загорелся свет, и Бетти ворча перевернулась на другой бок. Линда с усмешкой взглянула на Джэн.

— Прости, что потревожила, но придется тебе к этому привыкать. Я предупреждала.

Да, она предупреждала, и теперь, лежа без сна, Джэн наблюдала, как они готовят шприцы к уколу. Пожалуй, ничто не подчеркивало так резко пропасти между нормальной жизнью и ее теперешним положением, как эта полночная сцена; вместо сна ей приходится слушать приглушенную болтовню двух подружек, видеть поднятые в воздух шприцы, в которых, словно светлое вино, сверкает какая-то жидкость, вдыхать резкий запах спирта, когда они прижимают смоченную спиртом ватку к бедру. Потом Линда разразилась потоком беззлобной ругани из-за того, что никак не могла найти у себя неисколотого места. У Джэн захватило дыхание, когда они вонзили иглы шприцев себе в тело, она следила, как их лица застывали в напряжении, пока рука медленно нажимала поршень шприца. Наконец она услышала вздох облегчения — инъекция окончена.

Они выключили свет и снова улеглись спать, но Джэн потеряла всякую надежду уснуть. Храп на веранде за окном стал еще громче. Джэн сбросила одеяло, и все же ей было жарко. Громко тикал будильник. Она подумала о Дорин, которая спокойно спит сейчас одна в их квартирке, казавшейся настоящим дворцом по сравнению с Локлином. Она подумала о Барте. Ей вдруг показалось, что они уж больно поспешно отправили ее в санаторий. Наверно, они уже устали от нее. Наверно, они с Бартом и впрямь порядком надоели Дорин, ведь она не раз говорила об этом. Наверно, Дорин давно уже хотелось пожить, наконец, для себя. И Барт, наверно, тоже искал повод, чтобы избавиться от нее. Эти мысли проносились у нее в голове. И она ненавидела эти мысли, ненавидела себя за то, что думает так. Но нелепая логика, порожденная бессонной ночью и болезнью, нагромождала мучительные подозрения одно на другое. Нет, она им не нужна больше.

III

Светало. По улице прогрохотали бидоны молочника, прошлепали по мостовой чьи-то резиновые подошвы. Где-то в кухне загремели посудой. В Локлине начался новый день.

Прислуга принесла им по чашке жидкого чая. Бетти и Линда измерили температуру и отметили ее в графиках над своими кроватями.

Джэн тянула чуть теплый чай. Мысли ее незаметно перенеслись в лачугу, к Барту. На рассвете с озера прилетает ветер, вон уже и птицы защебетали на деревьях возле лачуги. И Барт дышит во сне рядом с ней. На мгновение стена, отгородившая ее от мира, расступилась, и Джэн снова была свободной. Свободной и счастливой. Все страхи этой ночи показались ей смешными. Потом она снова ясно представила себе все, что сулит ей грядущий день. Счастливые видения потускнели, исчезли, и она опять глядела в темноту, как узник, самый настоящий узник, запертый в тюрьме. «Шесть месяцев», — сказал врач. Шесть месяцев! Шесть невыносимых, шесть бесконечно долгих месяцев, в течение которых ей придется примиряться с узким миром, где живут Бетти и Линда и другие, подобные им, что безропотно мирятся с этой тюрьмой. Но она не такая, как они, и она никогда не сможет примириться с этой тюрьмой.

Глава 11

I

Джэн лежала, неподвижно вытянувшись на волосяном матрасе, постеленном на столе в хозяйкиной комнате.

В животе у нее было какое-то странное ощущение пустоты — «будто бабочки в животе», так однажды сказал об этом Барт. И правда похоже, будто мириады нежных крылышек бьются там в отчаянии. «Глупо так бояться, — сказала она себе, — ничего в этом нет страшного». Доктор Мёрчисон Лейд подробно объяснил ей, в чем будет заключаться операция, но каждый раз, когда она видела его большие ловкие руки, легко скользившие над разложенными на столе инструментами, она с ужасом чувствовала, что ее вот-вот стошнит.