Скажи смерти «Да» - [3]

А второго января 97-го пришел факс — листок бумаги с восемью цифрами.

Нет, не буду забегать вперед — пусть все будет по порядку. Помнишь, как я разговаривала с тобой после твоей смерти — купила диктофон, кассеты, и сидела в пустой без тебя нашей квартире, и говорила, говорила, говорила, чувствуя, словно и в самом деле это наш разговор и ты меня слышишь, только не отвечаешь. И в прошлом году то же самое было: в день своего рождения просидела несколько часов у бассейна, рассказывая тебе обо всем, что произошло за время моего молчания. Те кассеты я уничтожила, кстати, — решила, что рискованно их оставлять, хотя и лежали они в потайном сейфе, который не со всяким металлодетектором отыщешь.

А сейчас диктофона у меня нет: здесь, где я сейчас нахожусь, было бы слишком опасно что-то наговаривать на диктофон, да он мне и не положен. Просто лежу, курю и говорю беззвучно, вспоминая все, восстанавливая в памяти все события с минувшего июля, пытаясь создать полную и объективную картину — не для себя, а чтобы ты знал.

Мы с тобой теперь часто будем разговаривать — все время в мире теперь мое. Нет никого рядом, нет никаких дел и, возможно не будет на протяжении нескольких лет.

Ну вот, опять тороплюсь. Стоп, начинаю все по порядку. А ты слушай — хорошо?

…“Поздравляю, мисс Лански!”, “Прекрасный фильм, мисс Лански!”, “Грандиозно, мисс Лански!” Я в тот день, двадцать восьмого августа, от сотни человек, наверное, это слышала. На фуршете это было, после первого показа для критиков, прокатчиков и прочей голливудской тусовки, перед выходом картины на экраны. Я, как и положено преуспевающей американке, к тому же, между прочим, миллионерше, улыбалась этак по-голливудски, говорила комплименты в ответ. И Кореец рядом со мной тоже улыбался — в смокинге, с модной стрижкой и щетиной, весь из себя такой светский.

Я еще подумала, глядя на него: увидь сейчас его кто-то из бывших корешей — не узнал бы ни в жизнь. И я бы не узнала в нем того Корейца, в спортивном костюме, на грязном гигантском джипе. Корейца, увешанного массивными золотыми цепями, у которого в словаре главными были матерные слова. Совладелец новой киностудии мистер Юджин Кан, в ближайшей перспективе — акула кинобизнеса. Вальяжный и расслабленный, хотя знаю, что ленивым своим взглядом он по-прежнему все четко подмечает, видит все и вся, улавливает каждое движение. Жизнь в московских джунглях — она ведь так просто не проходит. И пусть непосвященный ничего не видит — тем хуже для него. Но я-то вижу, потому что знаю, куда смотреть. Почему-то я уверена, что сделай кто резко шаг ко мне, Кореец тут же окажется у него на пути, начни кто бросать на нас двоих пристальные взгляды, он сразу выделит этого человека из доброй сотни тусовщиков и лицо его запомнит.

— Олли, ты тут не скучаешь? Хотел тебя познакомить кое с кем, а заодно и показать, кто есть кто. Ты еще не всех знаешь, а знакомства в нашем бизнесе значат много…

— Спасибо, Бобби, — откликаюсь приветливо, позволяю взять себя под руку и увлечь чуть в сторону. Роберт Мартен, относительно известный голливудский продюсер, не супер, конечно, но и не пешка. Ты мне еще говорил, что имя у него есть, просто не было пока шанса по-настоящему развернуться. Нужен был ему один крупный проект, поэтому он так и хотел с тобой работать — сценарий классный, деньги тоже ты вкладывал, а все, что от него требовалось, так это его, так сказать, интеллектуальная собственность. Опыт, имя, связи, контакты. Что ж, должна признать — он все сделал на уровне.

Без него бы, конечно, тебе, русскому, с Голливудом никогда завязаться бы не удалось. В Америке русских опасаются, особенно после нашумевшего процесса Япончика, — чуть ли не в каждом выходце из почившего СССР видят мафиози. Неумно, зато оправданно в том плане, что куча новых рабочих мест появилась в полиции и ФБР — специальные борцы с “русо мафиозо”.

Да и я нигде не афиширую, что русская, — поэтому и Корейца всегда заставляла на людях говорить по-английски, даже когда были вдвоем. И в этой тусовке, кажется, никто о моей национальности не знает — кроме Мартена, конечно. Для остальных я просто удачливый продюсер — человек, отыскавший достаточное количество денег на съемки фильма. Даже начни копать, не докажешь, что деньги мои и Корейца. Ну чего копать — я же гражданка Америки, как-никак, пусть пока только с видом на жительство, продукт, так сказать, бизнес-иммиграции. Правда, Мартена я предупредила уже давно, что совсем необязательно кому-либо сообщать, откуда я, — да он и сам, кажется, это понимает. Русофобия здесь сильна, так что легко можно представить себе заголовок в газете: “Русская мафия спонсирует фильм о русской мафии!” Думаю, ему бы это совсем не понравилось, и мне тоже, разумеется.

Да, в общем, и не такой уж пристальный интерес здесь к моей особе. Все-таки первый наш фильм, явно не тянущий на “картину века”, но являющий собой неплохой коммерческий проект. И я тут далеко не главное действующее лицо — просто сопродюсер, и все дела.

— Знаешь, кто это, Олли?

Вздрагиваю от неожиданности — никак не могу привыкнуть к такому вот сокращению от моего явно не американского имени Оливия. Все время кажется, что он говорит “Оля”, — а меня звали Олей, пока я жила там, в Москве. Оля — имя из прошлого, поэтому и реакция такая. Не объяснять же ему, что Оля Сергеева, жена его бизнес-партнера Вадима Ланского, была убита через год после убийства ее мужа и похоронена вместе с ним на Ваганькове, а Оливия Лански — это та, кто продолжает жить после нее.