Скажи мне, кто я - [34]

Его теплое дыхание касается моей холодной кожи, и по шее у меня пробегают мурашки.

– Охранники снова готовятся к смене караула, – шепчет он мне на ухо. – И как только она начнется, мы встанем по обе стороны двери и проскользнем за штору. Потом, когда охранник раздвинет штору, чтобы выйти, мы пройдем за ним вдоль стены. Если не будешь шуметь или дергать ткань, нас никто не заметит.

Все мои мысли о нашей близости, его дыхании и прикосновении моих пальцев к его груди испаряются, и я быстро опускаю руку.

– Это ужасный план, – шепчу я. – Почему бы просто не подождать, пока охранник пройдет через двор, и не проскользнуть за штору потом?

– Потому что так у нас будет недостаточно времени, прежде чем следующий охранник займет пост у двери.

– Ты же говорил, в полночь число охранников сокращается.

– Их число никогда не сокращается. Просто происходит смена караула. Их меньше на постах, потому что они меняются местами, а не потому что идут отдыхать.

Я отстраняюсь и смотрю на него в упор – пускай знает, что я считаю его козлом, поскольку он меня дезинформировал. Он подмигивает и безмолвно опускается, перебирая руками, вниз по лиане и спрыгивает с высоты последних нескольких футов на лужайку. Я поступаю так же и с неохотой следую за ним к тяжелой шторе, которая закрывает дверь во двор.

Он встает с одной стороны, я с другой. Подражаю его движениям и проскальзываю за штору, плотно прижимаясь спиной к шероховатой каменной стене, стараясь держаться как можно дальше от входной арки.

Проходят минуты, и мое дыхание замедляется, но в животе как будто все ходуном ходит. Затем раздается звук приподнимаемой щеколды, и каждый волосок у меня на теле тут же встает дыбом. Дверь защелкивается, и ткань шевелится. Я проскальзываю в арку и задерживаю дыхание в темноте, боясь, что стоит мне хотя бы моргнуть, как охранник тут же услышит и проткнет меня мечом. Правда, я никогда не видела, чтобы они носили мечи, но мало ли.

Прежде чем Эш открывает дверь, проходит пять ужасных секунд. Поспешно захожу внутрь. Как только дверь закрывается, бегу к лестнице, но Эш останавливает меня. Он отодвигает мои волосы и шепчет мне прямо в ухо:

– Так тебя поймают. Иди до конца дальнего правого коридора, а потом по той лестнице наверх. Держись левой стены. – Он накидывает мне на голову капюшон и отпускает меня.

Сразу же бегу в указанном направлении. Сапоги глухо стучат по каменному полу. Коридор, по которому Эш советовал идти, почти полностью утопает в темноте, поэтому мне трудно ориентироваться. Я бы предпочла пробежать весь путь, но приходится перейти на быструю ходьбу, чтобы звук шагов стал тише. Папа всегда говорил, что когда торопишься и шумишь, рискуешь не заметить того, что творится вокруг. Прижимаюсь к левой стене, как велел Эш. И хотя в коридоре холодно, от переизбытка адреналина у меня потеют руки.

На полпути по длинному коридору тени впереди кажутся другими, темнее. Я останавливаюсь и бросаю взгляд через плечо. Там никого нет, повсюду тихо. Прищурившись, смотрю на темное пятно впереди и пытаюсь понять, что это такое. Оно не двигается и не подает никаких признаков жизни, но ведь на полу в этом коридоре ничего не должно быть. Лейла водила меня по нему, и здесь было совершенно пусто: никакой мебели, ковров или гобеленов. Дюйм за дюймом продвигаюсь вперед совершенно бесшумными шагами.

Проходя последние пару футов, задерживаю дыхание. Осторожно касаюсь длинного предмета носком сапога, и он слегка поддается, но не слышно ни звука. Сощурившись, напрягаю глаза и наклоняюсь – и вот тут-то я понимаю, на что смотрю. Ноги. Мой сапог коснулся чьей-то ноги. О нет! Нет. Протираю глаза. Быть не может.

Пробираюсь вдоль тела. В висках бешено стучит кровь. Насколько я могу судить по одежде, это парень, он лежит на спине. А что-то… «О боже, это нож, – ужасаюсь я. – У него из груди торчит нож!» Продолжаю таращиться, не в силах отвести взгляда, и тут до меня доходит, что спереди тело совсем темное, а ведь рубашки школьной формы белые…

– Кровь, – едва слышно выдыхаю я. В горле чудовищно сухо.

Встаю на колени рядом с ним, с трудом сохраняя равновесие, и заставляю себя протянуть руку к его шее. Пальцы дрожат, обнаруживая то, что я ищу: кожа холодная, пульса нет. Длинные волосы липнут к его щекам. «Длинные волосы… О боже, это приятель Маттео из обеденного зала». Оглядываюсь в поисках ответов на свои вопросы, в поисках помощи. Здесь никого и ничего нет. Мертв. Он мертв. Мысли крутятся вокруг этого, и у меня темнеет в глазах. На секунду мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание.

Открываю рот, чтобы позвать на помощь, но замираю, не издав ни звука. Мне некого звать. Если я приведу охранника, вполне вероятно, он решит, что это сделала я. Не говоря уж о местной системе наказаний – око за око. Еще раз в отчаянии оглядываюсь, как будто ответ может выскочить из темноты.

Встряхиваю головой, пытаясь привести мысли в порядок. Я не могу здесь оставаться. Если меня застукают возле трупа, это будет в тысячу раз хуже, чем если я сама позову охранника. Не говоря уж о том, что меня может поймать убийца. Нет никакой гарантии, что тот, кто это сделал, не затаился где-нибудь поблизости.