Скажи мне, кто я - [19]

– Ничего особенного? И это говорит девчонка, которая за последние две недели пересказала мне абсолютно все, что касается Бена?

– По-моему, он хочет мне кое-что показать.

– Что?

Щеки Эмили розовеют.

– Ничего особенного.

Я усмехаюсь.

– Умение расстегивать твой лифчик?

Лицо Эмили становится пунцовым, и я не могу сдержать улыбку.

– Нет, дуреха! Ты же знаешь, он меня еще даже не целовал.

Я шевелю бровями.

– Что ж, попробую угадать.

Она бросает взгляд на других пешеходов – все до одного нам хорошо знакомы – и угрожающе шипит:

– Даже не вздумай!

Изображаю глубокую задумчивость.

– Гммм. Так, посмотрим. Может, Бен Эдвардс хочет, чтобы ты…

– Он хочет, чтобы я помогла ему подоить коров, понятно? – кричит Эмили.

Смотрю на нее, вытаращив глаза от изумления.

– Постой, дай-ка разобраться. Эмили Бэнкс, которая любую грязь воспринимает как злейшего врага, которая в прошлом году явилась на выпускную тусовку у костра в чаще леса в туфлях на высоких каблуках, собирается возиться на ферме?

– Заткнись. Это не смешно. – Но она уже широко улыбается.

– Я бы поспорила, – изрекаю я, трясясь от еле сдерживаемого смеха.

Она тоже пытается сдержаться, но сдается, и вот мы обе уже хохочем во все горло.

– Вы так и собираетесь, как дурочки, торчать у меня перед дверью, загораживая вход платежеспособным клиентам, или все-таки зайдете и отведаете клубничных пирожных? – спрашивает Люсиль, открывая дверь в закусочную. Ее седые волосы, заплетенные в растрепанную косу, свисают через плечо.

– Клубничные пирожные! – визжит Эмили.

Люсиль скрывает улыбку. Она крестная Эмили и прекрасно знает, что клубничные пирожные – ее любимое лакомство.

– Заходите, пока не выпустили все тепло. – Она загоняет нас внутрь.

– Ты по нам соскучилась? – спрашиваю я, целуя ее в щеку.

– Почти как по геморрою, – говорит она, ведет нас к нашему любимому столику у окна и снимает с него табличку «зарезервировано»…

Разглядывая коров, я чувствую на себе взгляд Эша.

– Лейла сказала, тебя не готовили к поступлению в эту школу.

Улыбка сходит у меня с лица, и я тут же осматриваю комнату. Здесь только одна дверь – та, через которую мы вошли.

– А Лейла еще думала, что я прикидываюсь.

– Это так? – спрашивает он, и его наглый взгляд делается еще и агрессивным.

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь назад к окну, стараясь держаться небрежно, хотя сердце у меня бешено колотится.

– Интересно, – замечает он.

– Что интересно? – спрашиваю я, нарочито выделяя слово «что».

– Что тебя не готовили.

Смотрю ему прямо в глаза.

– Я этого не говорила.

– Говорила, – утверждает он. – Если бы тебя подготовили, но ты стратегически притворялась, что это не так, ты бы ни за что не привлекла мое внимание к этому факту. Ты бы продолжала играть взятую на себя роль. А еще у тебя сердце забилось быстрее, когда я начал задавать вопросы, и ты отвела взгляд.

Я хмурю брови.

– Откуда ты знаешь, что у меня сердце забилось быстрее?

– По вене у тебя на шее.

– Держись подальше от моей шеи, – возмущаюсь я совсем в духе Эмили.

Он усмехается.

– А еще ты едва заметно покачала головой, давая понять, что твой ответ – нет. И ты часто дышала ртом, а не носом, что указывает на волнение. – Он замолкает и ждет, пока я подберу челюсть с пола. – То, что ты умеешь делать с именами – раскладывать их по полочкам и определять по ним людей, – я умею делать с языком тела.

– Ясно… – После такого анализа мне как-то не хочется больше с ним разговаривать.

– Ты соседка моей сестры. У него на лице все то же обманчиво доброжелательное выражение. – Не лги мне, я все равно об этом узнаю.

– Это угроза?

– Пока нет, но может стать.

Я тру лицо руками.

– Знаешь что? Я, наверное, пойду обратно в столовую.

– Обеденный зал, – поправляет он.

Грудь у меня поднимается немного чаще, и я уверена, Эш это заметил. Поэтому я отворачиваюсь от окна.

– Тебе здесь не нравится, – говорит он, и я замираю. Чертовски бесит его способность читать меня, как открытую книгу. – Если бы ты не раскрывала свои карты всем подряд, тебе бы, наверное, здесь больше понравилось.

– Мне бы здесь больше понравилось, если бы все в этой школе были менее жутковатыми, – раздраженно огрызаюсь я, отчего его улыбка становится только шире. – И прекрати так улыбаться. Если кто и должен вести себя менее вызывающе, так это ты со своим злорадством.

Он смеется, и это как будто удивляет его не меньше, чем меня. Он замолкает, а потом говорит:

– Ты не очень умно повела себя с Аарьей.

– Я встала на защиту твоей сестры, – фыркаю я.

– Ах, вот что ты, по-твоему, делала! – Он качает головой, и его лицо становится более серьезным. – Ты показала Аарье, что неразборчива в своих привязанностях. Что ты считаешь себя союзником своей соседки, хотя знаешь ее меньше суток. Что ты слишком эмоциональна и что, угрожая людям вокруг тебя, она может добиться от тебя определенной реакции. Может, даже ранить тебя. Ты не защитила Лейлу, ты сделала ее мишенью.

Я стискиваю зубы.

– Опять эти психологические игры. Обман. Почему кто-то вообще захочет ранить меня? Я пробыла здесь один день. Отстойная школа. Жду не дождусь, когда пройдут мои две недели.

Эш едва заметно отступает, как будто мои слова ошеломили его.