Скажи им, мама, пусть помнят... - [25]

Пока я стрелял, одна из неподвижно лежавших в кювете фигур в синей форме вдруг стала подавать признаки жизни.

— Не шевелись! — громко крикнул я. — Если вздумаешь подняться, то начиню твою голову свинцом.

Человек этот пугливо обернулся и попросил:

— Умоляю тебя, братец, не убивай меня! У меня жена и дети, не стреляй, я всего лишь полевой сторож!

— Я тебе не брат, хватит разговаривать, лежи и не шевелись, если тебе дорога жизнь! — коротко отрезал я.

Полицейский, стрелявший в нас, с каким-то непонятным упрямством выпускал очередь за очередью. Я тоже усилил огонь. И тут услышал голос Штокмана.

— Товарищи, быстрее забирайте оружие и давайте отходить! Из Войнягово показались солдаты и полиция. Будьте внимательнее, перебегайте только пригнувшись!

Вдруг Карамфил покачнулся и упал с тихим стоном. Забыв об опасности, я вскочил, пересек шоссе и подбежал к нему. Схватил его за плечи, посмотрел в лицо:

— Карамфил, браток, что с тобой? Карамфил, ты слышишь меня?

Карамфил лежал неподвижно с плотно закрытыми глазами. Я лихорадочно искал пульс и не мог его нащупать. От горя у меня перехватило дыхание. Прибежали и остальные товарищи. Штокман ножом разрезал куртку Карамфила и обнажил грудь.

— Прямо в сердце, — прошептал он сдавленным голосом. — Карамфил убит, товарищи…

Стало тихо, так тихо, что я почувствовал, как кровь стучит у меня в висках. Наши взгляды встретились, но никто не проронил ни слова. Мы стояли безмолвные и потрясенные. Предательский пулемет тоже замер. Буквально в какую-то долю секунды злодейская пуля оборвала жизнь нашего друга Карамфила. Штокман первый нарушил молчание:

— Товарищи, унесем нашего Карамфила? Решайте, время дорого, нужно уходить! А то нас могут окружить!

— А если он еще живой? — отозвался Йонко. — Мы не должны его оставлять здесь, чтобы он не попал живым в руки врага! — И добавил: — Идите! Я вас догоню!

Нагруженные винтовками и автоматами полицейских, опустив голову, двинулись мы вперед. Я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Карамфила. Никак не мог поверить, что человек, с которым мы только что разговаривали и шутили, уже мертв. Все примолкли. Когда нас догнал Йонко, мне показалось, что уже пройдено много километров. Он присоединился к колонне, и никто из нас не осмелился задать ему ни одного вопроса. Мы продолжали свой путь. Только поднявшись довольно высоко, мы остановились и оглянулись назад. По шоссе двигались грузовые автомашины с солдатами и полицейскими, показалось и несколько легковых машин. Прибывшее подкрепление открыло сильный, но беспорядочный огонь, за нами было организовало преследование. Высоко в светлом небе угрожающе зарокотали самолеты, поднятые, вероятно, с аэродрома в Марино-Поле. Пытаясь нас обнаружить, они летали совсем низко и из пулеметов упорно обстреливали войняговские холмы. Мы скрылись в лесу, который, как нежная мать, укрыл нас. Там я предложил преклонить колени в память о Карамфиле.

— Товарищи, — с болью сказал я, — Карамфил был одним из активных и энергичных ребят в Карловском крае. Будучи еще учеником гимназии, он преисполнился ненавистью к фашизму и вступил в ряды революционной молодежи. В этом прекрасном человеке сконцентрировались самые лучшие качества революционера. Он заслужил любовь и уважение партизан.

Кто-то всхлипнул. Это вызвало во мне еще большую горечь.

— Всю свою жизнь я буду проклинать врагов, которые прервали жизнь нашего Карамфила. Всю свою жизнь буду сожалеть, что не успел сразить человека, пославшего пулю, отнявшую жизнь нашего боевого товарища, который носил в своей свободолюбивой душе ботевскую ненависть к врагам. Так поклянемся же под этим балканским небом, что мы отомстим за его смерть! Так передадим же нашу любовь к павшим товарищам, чистую и святую, грядущим поколениям, чтобы и они через много веков знали, что за нашу свободу здесь, на этом самом месте, сгорело много молодых сердец! И пусть поют песни о герое Карамфиле, как поют о его первом учителе — Ботеве, о Ботеве-воеводе!

Как жаль, что мы не имели возможности похоронить его с венками и песнями!

Мать не оплакивала его, девушка — его первая любовь — не проливала над ним горючих слез. Только родные горы по-отечески стояли у изголовья героя, став немыми свидетелями его безвременной гибели.

Но я все еще не мог поверить в то, что Карамфил погиб. И все думал, что произойдет какое-то чудо и он снова пойдет вместе с нами. И мы опять усядемся под каким-нибудь буком, и он вновь напомнит нам, как прекрасно жить и бороться.

Низкий поклон славному сыну наших гор!

Выбрав удобное место, где нас никто не смог бы обнаружить, мы присели. Тихий ветерок шелестел пожелтевшими листьями. В этой монотонной песне словно звучала скорбь об ушедшем от нас товарище.

Сейчас предстояло решить, что же нам делать дальше. Наш приход сюда, в западную часть Среднегорья, преследовал совсем иную цель. Я, как представитель штаба зоны, имел поручение отвести Штокмана в отряд имени Васила Левского, новым командиром которого его только что назначили. Йонко и Веселин направлялись в отряд для его укрепления в качестве командиров подразделений. После встречи около села Войнягово Карамфил должен был отвести нас в отряд. Но Карамфила не стало. И мы оказались в незнакомой местности. Мы не имели представления, куда надо идти, чтобы установить связь со здешними партизанами.