Скажи, что будешь помнить - [110]

У себя в комнате я сбрасываю туфли, отправляю сообщение Дриксу и, услышав легкую и дробную поступь, оборачиваюсь к двери. Звук для моего дома странный, знакомый, но связать его с чем-то определенным я не могу. Моргаю раз, другой, и тут в комнату вкатывается клубок меха.

Пес. Большой, но не огромный, не щенок. Увидев меня, останавливается и смотрит. Весь черный, шерсть в некоторых местах спуталась, и мое сердце сжимается от боли, когда я вижу проступающие под кожей ребра. Пес начинает шумно дышать – признак беспокойства, – и я опускаюсь на колени и протягиваю руку. Он тянется, обнюхивает и медленно идет ко мне. Осторожничает. Я жду, пока приблизится, и чешу его за ушами.

– Ты определенно потерялся.

– Так и есть, – говорит отец, и я вскидываю голову. – Увидел его возле здания законодательного собрания на этой неделе, пес рылся в мусоре. Увидел и сразу подумал о тебе.

– Потому что на глазах у тебя я потеряла дворняжку, которую ты должен был спасти?

– Потому что сотни, если не тысячи, человек прошли на этой неделе мимо него, и никто не попытался ему помочь. В том числе и я. Сегодня в интервью Хендрикс говорил о тебе, и, слушая его, я кое-что понял.

Я сажусь на пол, и пес кладет голову мне на колени. Глажу его и понемногу готовлюсь к тому, что может стать срыванием с души аккуратно наложенных повязок.

– А ты понял, что не должен был ругаться со мной из-за Дрикса?

– Как и то, что он знает тебя лучше, чем я. Дрикс не стал пытаться переделать тебя во что-то, но увидел твою силу в тебе самой, и эта вера спасла его.

Я молчу, потому что действительно не знаю, что сказать.

– Ты была бы единственной, кто остановился бы и помог этому псу, – продолжает отец. – Сколько бы раз я ни кричал и ни ругался на тебя, сколько бы раз ни кричала на тебя мать, ты все равно остановилась бы и спасла его.

Это правда.

– Однажды ты сказала мне, что ценна каждая жизнь. После того, что случилось в тот вечер, после ран и потерь, я чувствую на себе груз. Я не претендую на то, что знаю все ответы, что знаю, как починить сломанное, но знаю, что ты спасла бы этого пса, и теперь мне нужна твоя помощь, потому что я не знаю, что нужно, чтобы спасти эту жизнь.

– Оттого что ты принес домой эту собаку, между нами ничто не изменилось. И даже не начало меняться.

Отец прислоняется плечом к дверному косяку и сует руки в карманы. Вид у него до боли печальный.

– Знаю, но это единственный способ попытаться восстановить наши отношения. Я люблю тебя и хотел для тебя самого лучшего, но теперь я понимаю, что лучшее в моем представлении могло быть не самым лучшим для тебя.

Мне страшно даже подумать о прощении, страшно надеяться, что мою семью можно исправить, но прощение такая штука – его можно растянуть. Я не обязана фальшивить, говорить или делать что-то против совести, предлагать ему обняться или соглашаться с откровенной ложью типа «что прошло, то быльем поросло». Мы не в кино играем. Это реальная жизнь, а в реальной жизни иногда нужно сделать миллион шажочков, пока рана затянется.

Сегодня отец старается, а раз так, то и я тоже постараюсь.

– Ты покормил его?

– Дал то, что оставалось в кухне.

– Ему нужна собачья еда. И ванна. Кое-что есть в прачечной в нижнем ящике.

Отец отталкивается плечом от дверного косяка:

– Сейчас принесу.

Я поднимаюсь и качаю головой:

– Еду принесу я. А ты займись ванной. У себя.

Он поднимает брови, и я смотрю на него, пытаясь понять, примет ли он новые правила и согласится ли подчиниться. Как ни странно, отец уступает и свистом подзывает собаку.

– Идем принимать ванну.

Они идут по коридору в спальню родителей, а я следую за ними. Отец оглядывается через плечо.

– Ты же вроде бы собиралась принести собачьей еды.

– Принесу. Но сначала хочу убедиться, что он тебя не загрызет.

– Думаешь, я это заслужил?

Усмехаюсь и замечаю на его лице тень улыбки.

– Может быть.

– По крайней мере, честно, Элль. По крайней мере, честно.

Хендрикс

Элль смеется, и звук ее смеха ползет по моей коже. Небо над нами наполняет миллион звезд, и прохладный осенний воздух кусает кожу. Элль в платье без рукавов. Синий шелк. С каким удовольствием я сопровождал ее на школьный осенний бал. Она была там самой красивой девчонкой, и мне жутко повезло весь вечер танцевать с ней медленный танец.

Стаскиваю куртку, набрасываю ей на плечи, и мы идем по траве через задний двор в направлении беседки, где были этим летом. Элль запахивается поплотнее, вдыхает мой запах и улыбается.

Своей настоящей улыбкой, той, которая владеет моим сердцем, той, которую она бережет единственно для меня.

Родители Элль уехали на уик-энд, и сегодня мы одни. Мы подходим ближе, я замечаю мелькающие огоньки и поворачиваюсь к Элль за объяснениями.

– Холидей и Келлен помогли.

– Помогли? – Пытаюсь понять, что бы это значило. Элль цепляет пальцем мой палец и тянет меня вперед.

– Я так долго ждала этого вечера. Знала, что будет музыка и смех, танцы и песни. Знала, что буду хотеть продолжения. Вот почему Холидей и Келлен помогли сделать так, что все закончилось не сразу.

Мы входим в беседку. Зажженные свечи образуют круг. Элль тянет меня в середину. На скамье корзина с фруктами, одеяло и айпод с портативной колонкой. Несколько касаний, и начинает играть музыка. Негромкая и манящая. Я узнаю джаз и невольно улыбаюсь.