Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова - [281]

О взятии Смоленска Сигизмунд послал извещение и в Москву седмочисленным боярам, сидевшим в Кремле вместе с Гонсевским. Те отвечали ему поздравлением и сообщили в свою очередь, что новгородцы, не удовольствовавшись заключением в тюрьму сына Михаила Салтыкова – Ивана, за «злохитрьство», посадили его на кол по получении известия о сожжении Москвы.

Вместе с тем бояре жаловались Сигизмунду, что подошедшее к Москве ополчение Ляпунова с товарищами не слушает их увещаний – разойтись и покориться на волю своих государей, Сигизмунда и Владислава: «Но те воры от воровства своего не перестают и к вашей государской милости не обращаются, наших грамот и приказу ни в чем не слушают, нас укоряют и бесчестят всякими непригожими речами, похваляются на нас лютыми позорными смертями…»

К июню, как мы уже говорили, русским военачальникам, стоящим под Москвой, удалось овладеть последними башнями Белого города, находившимися в руках поляков, после чего те очутились совершенно запертыми в Китай-городе и Кремле, вместе с боярами и патриархом, сидевшим за приставами.

К этому времени в воинском стане, осаждавшем столицу, взамен запертого в Кремле правительства имелось уже другое, которое ведало не только управлением собранной рати, но также считало своим правом управлять и всем Московским государством впредь до избрания нового царя. Это был совет всея земли, в состав которого входили «всякие служилые люди и дворовые и казаки», находившиеся в рядах ополчения, пришедшего освободить Москву от поляков. Конечно, Совет этот хотя и состоял только из одних ратных людей, тем не менее имел полное основание считать себя представителем всей земли, так как ополчение было собрано по единодушному приговору всех сословий в городах, и кроме того в нем же участвовали как казаки, так и русские люди, служившие в Тушине. Для заведования делами были учреждены приказы, совершенно такие же, какие действовали в Москве: Поместный, Разрядный, Разбойный, Земский и другие.

30 июня этот совет всея земли – «Московского государства, разных земель царевичи, бояре, окольничьи и всякие служилые люди и дворовые, которые стоят за Дом Пречистой Богородицы, за Православную Христианскую веру, против разорителей веры Христианской», составили приговор, по которому вверили высшее управление всеми делами трем лицам: боярину князю Димитрию Тимофеевичу Трубецкому, боярину Ивану Мартыновичу Заруцкому и думному дворянину Прокофию Петровичу Ляпунову; последние, однако, являлись подчиненными лицами относительно «всей земли» и не имели права своевластно наказывать кого-либо смертной казнью или ссылкой: «А не объявя всей земле смертныя казни никому не делать и по городом не ссылать…» По этому приговору бывшие тушинцы были совершенно уравнены с людьми земских ополчений. Но вместе с тем было указано, что кто получил, пользуясь смутой, сверх меры поместий, то он обязан их возвратить и довольствоваться тем, что ему бы причиталось за службу на основании существовавших ранее порядков Московского государства. Чтобы пресечь бесчинства казаков, в этом же приговоре постановлено: «С городов и из волостей атаманов и казаков свести и запретить им грабежи и убийства». Крестьян же и беглых людей от помещиков велено было отыскивать и возвращать их прежним владельцам.

Конечно, этими постановлениями приговора не могли быть довольны казаки и бывшие воры, причем сильное их неудовольство против себя возбуждал вождь земских ополчений – пылкий, видный и властный Прокофий Ляпунов «всего Московского воинства властель, скачет по полкам всюду, как лев рыкая», который, по словам летописца, и «повеле написати приговор» – по челобитной земских людей. «Начальником же двум, Трубецкому и Заруцкому, та их челобитная не люба бысть».

Особенно ненавидел Ляпунова Заруцкий, совершеннейший изверг по природе. Он был не менее властолюбив, чем Ляпунов, и вместе с тем отличался непомерной алчностью. Заруцкий успел нахватать себе множество вотчин и поместий, с которыми после приговора 30 июня ему приходилось расстаться; вместе с тем было видно, что желание его посадить на царство сына Марины вовсе не пользовалось сочувствием ополчения от земли, начальные люди которого, по словам летописца, «начата думати, что без государя быть нельзя, чтоб им изобрати на Московское государство государя, и придумаша послати в немцы прошати на Московское государство Немецково (шведского) королевича Филиппа… У Заруцково же с казаками бысть з бояры и з дворяны непрямая мысль: хотяху на Московское государство посадити Воренка Калужсково, Маринкина сына; а Маринка в те поры была на Коломне…».

Про взаимоотношения верховных троеначальников летописец говорит: «В тех же началникех бысть великая ненависть и гордость: друг пред другом чести и начальство получить желаста, ни един единого меныпи быти не хотяше, всякому хотяшеся самому владети. Сие же Прокофей Ляпунов не по своей мере вознесся и гордость взя… Той же другой начальник Заруцкой поймав себе городы и волости многие. Ратные же люди под Москвою помираху з голоду, казаком же даша волю велию; и быша по дорогам и по волостям грабежи великие. На того же Заруцкого от земли от всей ненависть бяше. Трубецкому ж меж ими чести никакие от них не бе…»