Сказания о Титанах - [81]

И тут, что-то припомнив из своих былых прорицаний, тихо, словно про себя, сказал Тиресий:

— Да, я теперь слеп. А твоя слепота, Пелей, еще впереди. Захиреешь ты от этого знания.

Давно знал Тиресий, что за брак с бессмертной нереидой постигнет полубога Пелея кара: преждевременная старость и хворь.

Но никто тогда не понял его вещих слов. Каждый сидел и обдумывал слова зрячего Пелея, пока суровый голос Геракла не нарушил молчания:

— Я видел зверя, который был богом: так был он силен. Может быть, он и был вашей Истиной?

И тут впервые за все время ночной беседы прозвучал голос Хирона:

— Зверь не может быть богом — он зверь. И тотчас все глаза устремились к страдающему титану, но он не пояснял своих слов. Огромными пылающими глазами смотрел Хирон на своих гостей, и все поняли, что он сейчас скажет то, что долго от них таил. У всех гулко забилось сердце, и длительный миг казалось, будто по пещере мечется, натыкаясь на стены, слепое Время и не знает, где из нее выход. Сказал Хирон:

— Отдаю я мое бессмертие. Не могу я, титан, быть только зверем.

Хотя его слова были простые и обычные в кругу его гостей, среди которых сидели бессмертные киклоп Телем и Силен, но их смысл был необычен. Еще никто никогда в тысячелетиях и веках не отдавал своего бессмертия обратно жизни и не превращал себя добровольно в смертного.

Силясь понять мысль Хирона, гости продолжали молча смотреть на него, покорясь той огненной печали, которая пылала в глазах сына Крона. И когда Феникс первый постиг до конца, что Хирон покидает жизнь и уйдет навсегда с земли, встал он и с тоской в голосе сказал:

— Ты уходишь от нас из живой жизни, Хирон! Тогда все безразлично.

И тут все поняли, что титан Хирон не в силах больше длить борьбу живой и мертвой жизни, которую вели в его теле лернейский яд и бессмертная сила титана. Страдание пересилило волю.

Но не могла этого принять мысль Телема: ведь даже свергнутые молнией титаны остаются бессмертными в тартаре, а Хирон отдает свое бессмертие. Сказал:

— Ты титан и задумал не титаново дело. И когда Хирон ничего не ответил, послышалось бульканье, а затем бормотанье пьяного Силена:

— Я бы не отдал. Зачем отдавать! Неужели Хирон хочет стать навеки тенью — пустым бурдюком? И отравленное вино жизни — все же вино.

И хотя Силен бормотал как будто смешливо и казался совсем пьяным, все слушали его пьяную болтовню со вниманием и даже с робкой надеждой.

А он продолжал:

— Будет скучно пьянице Силену без Хирона. Ты ведь тоже всегда пьян, как и я: я — от вина, ты — от мудрости. Жить — это значит опьяняться. Не отдал бы я бессмертия, Хирон. Не сказал ли ты это оттого, что отрезвел?

Понимали гости пещеры, что хочет старый Силен удержать Хирона на земле, но никто не знал, что сказать Хирону, не солгав. Легко убеждать страдающего терпеть страдание, когда есть страданию исход. Но страдание Хирона было безысходным.

Только Геракл выговорил скучным голосом:

— Хирон, ты забыл о Геракле.

А Пелей положил руку на плечо Феникса и добавил:

— Неужели и Хирон может стать слепым? Кто же будет ему поводырем: не ты ли, Феникс?

И у всех друзей и учеников мудрого кентавра сжалось сердце от слов Пелея при мысли, что ослепнет разум Хирона-прозрителя от яда.

Тогда встал Телем и вторично склонился перед Хироном. Сказал:

— Еще раз я поклонился твоему мужеству, Хирон. Когда титан уже не может быть титаном — он становится тенью. Ты решил, как решает титан.

Пока опечаленные гости говорили, Хирон собирался с мыслями. Он увидел, как любят его друзья, и решил еще раз пересилить муку, ответить каждому из друзей и в последний раз их утешить. Сперва обратился он к Фениксу:

— Ничто, Феникс, не безразлично. Нет безразличия в сердце Титана и в мире титановой правды. Кому все безразлично, тот живет уже в мире мертвой жизни, а не живой. И ничего не скучно, пока тело смеется и пока мысль рождает. Я ухожу, потому что тело мое только плачет и мысль больше не может быть матерью и порождать знание. Мое бессмертие — теперь только тень.

Так всех по очереди утешал словом Хирон, учитель героев. Не утешал одного Силена. Только сказал ему:

— Старый друг!

Сказание о добровольной смерти бессмертного кентавра Хирона и о его предсмертных дарах

Печальными оставались в пещере на Малее друзья Хирона, и не мог он их ничем утешить.

И бессмертные Телем и Силен, и смертные полубоги Тиресий, Феникс, Пелей и Геракл не могли принять его добровольную смерть. Разве не Хирон учил героев быть всегда как боги? Почему же он сам перестает быть богом?

Понимал это Хирон и захотел пояснить друзьям свое решение и примирить их со своим уходом.

Сказал:

— Трудно вам, только созерцающим страдание, но не страждущим, ощутить страдание до конца. Сострадаете вы мне. Но и море сострадания не равно одной капле безысходного страдания. Жизнь — всегда радость. Это знают умирающие, только слишком поздно узнают об этом. Даже скорбь жизни — радость. Разве осень не радует увяданием? Разве слезы горя не радуют самое горе? Не живут без радости. Даже тень радости — все же радость. Даже богов жестокая радость и та радует других. Разве радость других — не вино бодрости? Примите же и мой уход как радость. Зачем жить дольше Хирону?