Сказания о Титанах - [28]

И тогда вверх вытягивала Змеедева свои руки, руки титаниды, истомленная мечтой о свободе. И вдруг ненавистью наливалась ее тоска, такой ненавистью к богам Кронидам и к коварной Гере, заточившей ее в подземную мглу! И зачем не вступила она в борьбу с богиней? Зачем лишила ее Гера материнства! Одиноко ей в холодной мгле. Неужели так жестоки боги!

Но порой казалось могучей Змеедеве, что как малые дети перед нею боги. Вот бы обняла она самого Кронида, как ребенка, баюкала бы на руках владыку мира. Что он, Зевс, перед нею! Малютка, дитя. Угасли бы его молнии в ее животворящем молоке матери.

Обманул ее Аргус Панопт. И посылала Ехидна проклятие звездам, ненавидя их и томясь по ним.

О, хотя бы луч Луны-Селены заглянул к ней в эту пещерную мглу! Разве не любила ее прежде титанида Селена?

И в тоске обращалась Ехидна с мольбой к матери Гее-Земле:

— Верни мне, мать, мои ступни! Верни мне мои девичьи голени! Дай вновь согнуться моему колену. Отними от меня этот змеиный хвост. Тянет он меня в твою глубь. Тяжко мне!

Но безмолвна была Гея-Земля.

Сказка о раковине Айгиа и о бегстве горных титанов

Диковиной была коза Айга, кормилица Зевса, но еще диковиннее был ее детеныш, молочный брат Зевса, по прозванию Айгипан. Нашел он как-то на берегу моря небывалую раковину. Дунул в нее и от радости уронил: такой звук вырвался из раковины. Другой бы испугался, а Айгипан обрадовался. Разлетелись мигом все птицы. Все звери кинулись бежать кто куда. Рыбы и те нырнули на самое дно.

Ну и раковина!

Поднял ее Айгипан с земли, дунул в нее еще раз — и оглох.

Вот и стал он в нее дуть и дуть и до тех пор дул, пока камни в драку с ним не полезли. Осмотрелся трубач и видит: все деревья кругом вповалку лежат, травы стали врастать обратно в землю, и волны удирают скачками от морского берега в открытое море.

Заглянул Айгипан в пустую глубь моря у берега, затрубил в раковину и гогочет: заметались по дну моря всякие клешни, ищут, где бы укрыться, наскакивают, сталкиваются друг с другом, и вот, смотри, рак на рака, пятясь, налезает. Куда ни оглянешься, повсюду так и пялит на тебя глаза разное двурачье, трехрачье, пятирачье…

Ну и звук!

Затрубил Айгипан в облака — и понеслись со всех ног облачные коровы ураганом по небу. Черными стали сивые коровы от бега.

Рад Айгипан. Прискакал на козлиных ногах с раковиной к юному Зевсу в пещеру. Говорит:

— Погоним теперь горных титанов. Дуну я в эту раковину — и пустятся все титаны в бегство.

Как сказал, так и случилось.

Поднял юный Зевс клич в горах. Собирались на клич толпы титанов. Говорит им Зевс:

— Уходите с гор в низины ущелий. Не нужна земле ваша правда. Нужна миру моя сила. Не сойдете с гор сами — без памяти с них сбежите.

Выслушали могучие титаны Зевса. Сурово их племя.

Сказали:

— Наши Грозы-титаниды пострашнее твоих угроз. Хватит на тебя их силы. Мы же с гор взбежим на небо. Не тебе оно достанется. Издревле живут на нем солнечные титаны.

Ответил им трехлетний бог:

— Слепы вы! Но не для слепых моя сила, а для зрячих. Поборитесь сперва с моим молочным братом.

И ушел Кронид,

Тогда приложил Айгипан раковину к губам и затрубил. Как услышали титаны звук раковины, кинулись они слепо в бегство, укрылись в самых низинах ущелий.

Одолел горных титанов юный Зевс без боя. Свободен стал ему путь на небо.

И прозвали титаны Айгипана Страшным Паном.

Вот она, паника титанов!

А в Аркадии прозывали его Страшным Сатиром.

Сказание о титаниде Змеедеве ехидне и о страшном сатире аркадском

Научилась Змеедева Ехидна выползать из мглистой пещеры и, цепляясь драконьим хвостом и руками за камни подниматься на вершину отвесной скалы над тартаром.

Смотрит в даль живой жизни Змеедева. Кругом мгла.

Лишь порой ляжет на мглу отсвет заката, и если забредет тогда полубог-герой на край земли, видит он в непостижимом далеке дивную деву на скале, и под нею будто спит, свернувшись клубком, дракон.

Следит Змеедева глазами за шагами героя, а он мимо, к берегам океана… Не услышать ему ее зова, не дойти до нее, не подняться на скалу над тартаром. А ведь какое сердце для него у Змеедевы Ехидны!

Как-то купал титан Гелий в водах океана солнечных коней ввечеру и забыл на берегу венец солнца. Осветились с земли косыми лучами венца далекие скалы, пустыни и дороги, и в неверном вечернем свете увидала Ехидна диковинного путника. Присмотрелась и узнала в нем Страшного Сатира Аркадского — Айгипана. И до того стосковалась она по чему-нибудь живому, что обрадовалась даже Страшилищу: не ее ли оно ищет по свету?

И Страшилище увидело Ехидну. Загоготало оно, засвистало, завыло, зааукало, — и такой выпал тогда небывалый день, что донесся до Ехидны его голос. Ответила она на голос голосом. Впервые за долгий век ее пещерного плена зазвучал он в тишине мертвой жизни. Испугалась Ехидна его звучания. Будто гиена пустыни, а не титанида Чудодева отозвалась Страшному Сатиру.

И припомнилась ей их давняя встреча…

Забрела как-то, еще совсем юной, Ехидна в Аркадию и заметила над собой на поляне невиданное ею создание: сидит на пне-исполине лесной Пан и чистит чудную раковину. Не попадались ей такие раковины на морском берегу. И не в одиночку сидит Пан: рядом с ним не то козел, не то дракон на козлиных ногах, и еще две лапы у него львиные и львиная грива на затылке. И еще рядом с ними как будто кто-то третий: змея обвилась вокруг Пана и козла-дракона и смотрит змеиными глазами.