Сказания о нартах - [121]

Вошел тут Батрадз в сокровищницу Ахсартаггата, и по-хатиагски обратился он к железному сундуку. Звеня, поднялась его крышка, из множества доспехов и оружия выбрал Батрадз меч и панцирь, которые пришлись ему по душе, и, надев все доспехи, вошел к Шатане:

— Нана, о нана, скажи, идут ли мне доспехи моих предков?

— Пусть за голову твою будет принесена в жертву нана твоя! Как солнечные лучи сияют на груди наших гор, так тебе идет твой панцирь! Весенняя роса так же сверкает на молодой травке, как сверкает твой меч в руке твоей.

— Если это так, нана, то приготовь мне в дорогу вкусной еды, и чтобы везти ее было легко. И еще я спрошу у тебя: был у нас предок, Уоном звали его, не осталось ли от него старой лошади или хотя бы старой уздечки? Если осталось, укажи, где мне найти это.

Приготовила Шатана еды в дорогу Батрадзу и потом сказала ему:

— В старом доме нашем на вешалке висят седло и уздечка Уона. Возьми их и пойди в дремучий лес. Один белый конь остался от Уона. Днем скрыт он в горной теснине, а на ночь выходит пастись на лесную поляну. Много лет пасется он там и тропинку протоптал между горой и поляной. Если хватит у тебя доблести, попадет этот конь в твои руки. Ну, а если нет, значит, тебе это не суждено.

Батрадз взял седло и уздечку Уона, пошел в дремучий лес, нашел узкую тропинку между горой и поляной. Ветвистое дерево стояло возле этой тропинки. Залез Батрадз на раскидистые ветки, нависшие над самой тропинкой, и когда поздно ночью вышел из горной теснины на тропинку белый конь, прыгнул на него сверху Батрадз. Понес его конь по поляне, но Батрада схватил его за горло, стиснул и вынудил коня открыть рот. Вдвинул Батрадз ему в рот удила, надел он на него уздечку и ловко положил на него седло. На дыбы взвился гордый конь и вскинулся выше деревьев, под самые облака. Но три раза ударил его Батрадз с такой силой, что кровавые куски кожи, которых хватило бы на две пары арчи, отскочили от боков коня. А затем натянул он поводья и направил коня туда, куда захотел. Скакал он, и длинное становилось коротким под копытами его. Долго ли, коротко ли скакали они, но вдруг конь обратился к Батрадзу:

— Хотел бы я знать: куда мы едем сейчас?

И ответил ему Батрадз:

— Семиглавый уаиг Кандзаргас за горы унес одного из предков наших. Вот и еду я его теперь искать.

— Нет, не удастся это тебе, — сказал конь. — Немало твой отец потрудился, чтобы добраться до этого чудовища, но ничего у него не вышло. Да и как добраться до него? Две горы преграждают путь. Эти горы с яростью, как два драчливых барана, все время сталкиваются друг с другом и тут же снова расходятся. И вот если в тот краткий миг, когда они разбегутся, нанесешь ты мне три удара, подобных тем, которые нанес, когда укрощал меня, и когда с твоих ладоней слезет столько кожи, сколько хватит на подошвы для пары арчи, то тут или мы проскочим, или погибнем. Отец твой не смог достаточно крепко ударить меня, и горы защемили мне хвост. Так не попали мы по ту сторону гор. Вот с тех пор и хожу я куцый.

Так, беседуя, достигли они тех гор, что, подобно баранам, то сталкиваются, то разбегаются вновь. Натянул тут поводья Батрадз и в тот миг, когда горы начали расступаться, таких нанес три удара коню, что куски кожи, из которых можно сделать пару арчи, отлетели с боков коня, а с ладоней Батрадза слезло столько кожи, что из нее можно было бы сделать подошвы для этих арчи. Грохот его плети прогремел, как гром, эхо повторило его в горах, и этот многократный гром оглушил обе горы — застыли они на мгновение. И в это мгновение рванулся конь и вынес Батрадза на ту сторону гор.

Здесь склоны гор не были круты, поросшие пышной травой необозримые пастбища расположены были на них. Взглянешь в одну сторону — там медленно и мерно, точно в едином движении, пасутся табуны лошадей и стада коров, взглянешь в другую сторону — и пастбища кажутся черными, столько там черных овец. И один только древний старик пасет эти стада.

Подъехал к нему Батрадз и сказал:

— Пусть принесет тебе счастье этот день, отец мой.

— Счастливо жить тебе, солнце мое, — ответил старик. — Откуда ты? Сколько я здесь нахожусь, ни прохожего, ни проезжего, ни даже по небу летящего не видел я. Никого не пропускает в свою страну семиглавый уаиг, наш хозяин. Так что же ты за диво такое? Зачем ты приехал? Что тебе нужно здесь? — Так спрашивал старик Батрадза, а сам все ходил вокруг коня, и слезы градом катились по его сморщенным щекам и падали на землю.

— Почему ты плачешь, отец? — спросил его Батрадз. — Неужели так грустно тебе видеть меня?

— Нет, не грустно мне видеть тебя. Но когда попал я в руки этого проклятого Богом чудовища, то разлучился я с конем, который очень похож был на твоего коня. Да что вспоминать о нем? Наверное, его уже давно съели волки. Вот что вспомнилось мне и отчего лью я слезы.

— Так не лей же, отец, слез своих, — своего коня видишь ты перед собой. А сам я сын нарта Хамыца Батрадз, и ты больше никого не бойся.

— Слезь-ка с коня, — сказал старик. — Только когда ощупаю я тебя пальцами своими и проверю строй твоих костей, только тогда поверю я, что ты сын нарта Хамыца.