Сказаніе объ Эле́нди и его сыновьяхъ - [6]
Во время ѣды отецъ не можетъ ѣсть. Мясо теленка слишкомъ сухое. — «Что за мясо? — говоритъ. — Олени значитъ не жирѣютъ!» — «Какъ же будутъ жирѣть? — отвѣчаетъ сынишка. — Айванъ Эрмэчэнъ очень злонравенъ. Зачѣмъ только привезли такого? За стадомъ не смотритъ, насъ постоянно бьетъ, всегда спитъ въ шалашѣ». Отецъ говоритъ «Завтра вмѣстѣ пойду къ оленямъ!» Отрѣзалъ кусокъ ремня отъ недавнихъ связей Айвана; вмѣсто ручки привязалъ кусокъ палки, толстый кнутъ спряталъ за пазуху. Ушли въ стадо вмѣстѣ съ сыномъ. Такъ и держитъ руки за пазухой. Пришли, заглянули въ шалашъ. По прежнему спитъ Айванъ, совершенно нагой. Говоритъ сыну — «Стой, стой! Потише!». Прокрался въ шалашъ безъ шума, схватилъ за руку, выволокъ на дворъ. Тотъ не бьется, не противится, повѣсилъ голову, словно мертвый. Сталъ его колотить нагого кнутомъ, онъ даже не крикнулъ ни разу. — «Зачѣмъ за оленями не смотришь ты? Зачѣмъ лѣнишься?» Пока колотилъ, пригнали стадо. Швырнулъ въ сторону, говоритъ сыну: «Пойдемъ въ стадо!» Ходятъ по стаду — «hук! Слишкомъ сухи олени! что за диво[46] этотъ Айванъ!» Айванъ всталъ, вошелъ въ шалашъ. Говоритъ Эле́нди дѣтямъ: «Если по прежнему будетъ Айванъ Эрмэчэнъ поступать, извѣстите меня!» Только скрылся хозяинъ, Айванъ вышелъ изъ шалаша, пошелъ къ стаду. Пуще прежняго колотить ребятъ, смотрѣть за стадомъ не хочетъ. Вновь говоритъ пастушкамъ: «Давно протухло мясо дома; нужно убить оленей, отнести домой на ѣду!» Снова убили важенку и теленка. Снова старшій мальчикъ понесъ домой телячью тушу. Снова во время ѣды говоритъ Эле́нди: «hук! Что за диво Айванъ! Ну какъ онъ теперь?» — «По прежнему! — говоритъ сынъ — прежняго еще хуже». — «Завтра опять пойду съ вами къ оленямъ!» Предъ уходомъ вытащилъ изъ мѣшка желѣзную веревку[47] съ толстой ручкой. Опять Айванъ спитъ въ шалашѣ, по прежнему совершенно нагой. Одинокого пастушка стадо совсѣмъ покидаетъ, убѣгая отъ комаровъ. Схватилъ за руку, выволокъ на дворъ, на дворѣ сталъ драть его желѣзной веревкой. Тотъ молчитъ, только плечами передергиваетъ, все тѣло опухло и вздулось. «Почему за стадомъ не смотришь. Хозяйскихъ сыновей колотишь? Почему величаешься, за оленями не ходишь?»… Отшвырнулъ его въ сторону, говоритъ сыну: «Пойдемъ къ оленямъ!» Какъ только покинули Айвана, онъ вошелъ въ шалашъ. Походивъ немного по стаду, Эле́нди говоритъ — «Пойду домой! по прежнему станетъ жить, извѣстите меня снова! Если же исправится, станетъ рачителенъ къ оленямъ, пусть при первомъ случаѣ онъ придетъ домой, (а не вы)!» Какъ только скрылся Эле́нди, вышелъ Айванъ изъ шалаша; идетъ болтая опущеннымъ рукавомъ кукашки[48], идетъ къ оленьему стаду. Дошелъ. Мальчики боятся, чтобы снова не побилъ, но что за диво! Айванъ потерялъ свой прежній голосъ. — «Пришелъ?» — «Да!»[49]. — «Вотъ! Говоритъ совсѣмъ инымъ кроткимъ голосомъ. — Мяса не стало: убьемъ оленя. Отверните табунъ[50] туда къ устью рѣчки! Я принесу котомки!» Потащилъ котомки на плечахъ. Табунъ быстро идетъ, а онъ пришелъ еще скорѣе. Убили. Говоритъ ребятамъ: «Ну вы спите!» Упали, умерли! Разбилъ тушу на части, сталъ варить ѣду, вынулъ готовое мясо, выложилъ на корыто, тогда разбудилъ дѣтей. — «Теперь ѣшьте!» Поѣвши, дѣти стали обуваться. «Нѣтъ, нѣтъ! — говоритъ — вы спите! Я опять пойду къ оленямъ!» Проснулись ребята, сидятъ въ шалашѣ, поютъ. Такъ и не даетъ имъ ходить въ стадо. Только поѣстъ, сейчасъ же убѣгаетъ самъ, такой сталъ рачительный. Табунъ съ каждымъ днемъ началъ жирѣть. Сдѣлался истинно усерденъ и искусенъ въ уходѣ за оленями.
Снова убили оленей. Телята покрыты слоемъ жира, округлились, какъ свѣча. Убили одну матку безъ теленка и одного пыжика[51]. Говорятъ: «Ты иди домой!» «Нѣтъ, лучше вы!» «Нѣтъ, нѣтъ, ты ступай домой!» Понесъ телячью тушу на плечахъ. Пришелъ домой. Эле́нди работаетъ у входа въ шатеръ! — «Кака! пришелъ?…» — «Ы!» — «Поскорѣе положи стельки въ сухую обувь. — кричитъ женѣ. — Пришелъ! пусть переобуется!» Развязали ношу. Телячья туша вся бѣлѣетъ жиромъ. У хозяина стало весело на душѣ, хорошо поѣли. По окончаніи ѣды уже переобувается, хочетъ уходитъ. — «Ты куда?» «Въ стадо!» «Нѣтъ, нѣтъ, ночуй! Пусть его! Васъ вѣдь трое!» — «Вышколилъ таки его!» — думаетъ про себя. Проснулись утромъ, уже его нѣтъ. Ушелъ въ стадо. Настало время принести домой котлы, началась голая убивка[52], Айванъ по прежнему запрещаетъ дѣтямъ, самъ ходитъ за оленями: ожирѣли, спины стали, какъ доски. Быки!.. Пока стадо на берегу моря, тайно дѣлаетъ челнокъ. Вернулись домой, а онъ плыветъ на челнокѣ. — «Что за диво? ты на челнокѣ
