Сказаніе объ Эле́нди и его сыновьяхъ - [7]

?!..» — «Ы!» Обрадовался хозяинъ. — «Вотъ, по крайней: мѣрѣ переправляться черезъ рѣки хорошо». Пригнали домой стадо. Тотъ говоритъ — «На морѣ видѣлъ островъ. Длинный, узкій. Какъ много дикихъ оленей!» — «Нука, нука! Завтра посмотримъ!» Надѣлъ Эле́нди одежду изъ выпороточьихъ[54] шкурокъ, закинулъ лукъ на плечи. Сѣли двое на челнокъ. Айванъ Эрмэчэнъ гребетъ, — отъѣзжаютъ по водѣ. Дѣйствительно — пристали къ острову. Пошли вмѣстѣ. Потомъ говоритъ Айванъ: — «Я пойду въ эту сторону: увижу, погоню тебѣ на встрѣчу!» — «Согласенъ!» Ушли въ разныя стороны. Вдругъ видитъ Эле́нди: бѣжитъ Айванъ въ челноку, бѣжитъ со всей быстротой. Видитъ Эле́нди, какъ достигаетъ челнока, зоветъ его; не слышитъ, не слушаетъ, гребетъ изо всѣхъ силъ. Выстрѣлить изъ лука далеко. Остался Эле́нди на островѣ. Вернулся Айванъ на матерую землю, вошелъ въ шатеръ. — «Гдѣ же товарищъ?» — «Незнаю! Я въ челнокѣ легъ спасть. Гдѣ же онъ? Онъ впередъ ушелъ! Гдѣ же онъ! Должно быть ушелъ въ стадо!»… Нѣтъ и въ стадѣ. Залегъ Айванъ въ пологу, ибо теперь дѣйствительно Эрмэчэнъ, всѣхъ сильнѣе. Даже испражняется въ пологу, не выходитъ наружу[55]. Снова раздался его прежній голосище. Тогда поняли жены. Думаютъ: вѣроятно убилъ. Съ зарею пришли пастухи. Уходящимъ обратно въ стадо говоритъ: «Завтра принесите мнѣ только что вылинявшаго теленочка! Отъ тухлаго мяса калъ худо пахнетъ. Стану питаться только язычками-и-и!». Боятся молодые пастухи. «Убьетъ» думаютъ. Принесли ему неполношерстнаго теленочка. Жены его не хотятъ принять, въ пологъ не входятъ, на морскомъ берегу плача неизмѣнно сидятъ. Дѣти въ стадѣ плачутъ объ отцѣ. Каждое утро приносятъ по теленочку. Каждое утро, принося теленочка, говорятъ между собой — «Ахъ, вѣдь изобьетъ! Чтоже сдѣлаемъ? Или быть можетъ и нѣтъ! Можетъ быть, хоты немножко выросли!»

Тамъ на островѣ совсѣмъ изсохъ Эле́нди съ голода, ослабѣлъ, собрался умирать. Взмолился старому Ворону[56]. Навѣстилъ его Воронъ. — Ого! — говоритъ — «Что съ тобой?» — «Сюда меня забросилъ Айванъ Эрмэчэнъ!..» — «Хороши же у тебя рабы! Зачѣмъ бралъ такого? Смотрите! онъ сохнетъ! Ну, ну, подожди немного меня! Я позову товарищей!» Собрались птицы со всѣхъ сторонъ, лебеди, гагары, чайки. Летятъ мимо острова долгой вереницей подъ предводительствомъ ворона. Подхватили Эле́нди на крылья, понесли черезъ море, положили на берегу вблизи жилища. — «Разлетайтесь теперь, говоритъ, чтобы мой народъ васъ не перебилъ, улетайте на чужія земли!» Не можетъ ходить, ползетъ на четверенькахъ къ шатру, легъ сзади украдкой, спрятался подъ полою. Внезапно увидѣла его вторая жена. Тайно заплакала вторая жена. Говоритъ: — «Не плачь! Лучше вари ѣду, приготовь закуску, да теплую воду приготовь! Я выпью». Привела первую жену, тайно извѣстила ее. Какъ и первая, она плачетъ. — «hук! Какъ же ты перешелъ?» — «Птицы перенесли меня!» — «По истинѣ много друзей у тебя!» Принесла вторая жена кусочекъ мяса и теплой воды. Съѣлъ кусочекъ величиной съ палецъ, выпилъ глотокъ. Желудокъ у него совершенно сморщился отъ голода. До вечера трижды закусывалъ и выпилъ три глотка воды, каждый разъ не больше ложки. Потомъ заснулъ. Съ утра много ѣлъ и каждый разъ пилъ теплую воду. Говоритъ женамъ. — «Теперь ободритесь! Я опять ожилъ, теперь ужъ васъ не покину!.. Дѣтей при стадѣ не извѣщайте! Пусть будутъ по прежнему!..» Какъ разъ пришли дѣти изъ стада. Айванъ опять заговорилъ грозно. Говоритъ имъ при уходѣ: «Принесите мнѣ теленочка-а-а!.. Худо пахнетъ калъ отъ тухлаго мяса-а-а!..» Эле́нди слушаетъ изъ за полы шатра, закусилъ руку отъ гнѣва, оставилъ на ней кровавый слѣдъ. Услышавъ голоса сыновей, прослезился въ тайникѣ.

Каждую ночь выходитъ и сталъ онъ поправляться силами. По берегу моря бѣгаетъ, старается прежнее пріобрѣсти. Вытащилъ корягу изъ песка, въ другую руку другую корягу, хочетъ бѣжать, но руки слабы, еще не оправился[57]. Постоянно ѣстъ, постоянно ѣстъ, наконецъ сталъ бѣгать по прежнему. Камни и коряги становятся легче и легче; потомъ какъ будто ихъ совсѣмъ не стало. Такъ стали легки. А Айванъ не выходитъ, лежитъ въ пологу, какъ бревно. Достигъ Эле́нди прежней силы, схватитъ большую сырую кокору, — какъ будто нѣтъ ея совсѣмъ, пріобрѣлъ вдвое болѣе прежняго. Говоритъ второй женѣ: — «hык! Ступай къ оленямъ». Скажи пастухамъ — «Если Айванъ снова станетъ кричать: „Принесите теленочка-а-а?“ прямо ему закричите: „Ты когда привыкъ ѣсть теляточекъ, питаться язычками?“» Застала дѣтей при стадѣ. Сидятъ понурившись, все еще плачутъ объ отцѣ. Говоритъ имъ: «Если Айванъ опять крикнетъ: „принесите теленочка!“, дайте отвѣть предъ самой дверью: „Ты гдѣ пріучился ѣсть теляточекъ, питаться язычками?“» — «Но вѣдь онъ насъ изобьетъ!..» — «Молчите! Вернулся!».. — «Вернулся!!.. Скажемъ, скажемъ!». Обрадовалась дѣти. Утромъ вернулись домой. Только услышалъ голосъ дѣтей, отецъ одѣлся въ самыя лучшія одежды, принесенныя женами. Стали уходить обратно къ оленямъ. — «Принесите мнѣ теленочка-а-а! Калъ худо пахнетъ отъ гнилаго мяса-а-а!» Отвѣчаютъ передъ самой дверью! — «Ты когда привыкъ откармливаться телятами? питаться только язычками?»… Отецъ присѣлъ на корточки за пологомъ, готовится. Зашумѣлъ Айванъ, выскочилъ совершенно нагой… Женщина кричитъ: «надѣнь хоть штаны!» Надѣлъ штаны, выскочилъ снова, схватилъ скобельное дерево