Сказание об Агапито Роблесе - [4]

– Кто еще хочет? – спросил он.

Остальные братья с шестью охотниками взялись за мертвые тела. Насадив их на крючья для свиных туш, протащили триста метров в одну сторону и триста в другую, потом помочились на них и бросили прямо у самых дверей Полицейского управления. Был час сиесты, полицейские притворились спящими. Вооруженные люди братьев Альборнос патрулировали улицы. Движимые родственными чувствами, желая утешить попавшего в беду братца, Альборносы привели ему в подарок необъезженного жеребца.

– Отец тебя зовет. Поехали, братик? – сказал Альборнос по прозвищу Пума.

Мака стояла в дверях той самой камеры, где перенесла бесчестье, и улыбалась.

– У меня нет больше ни отца, ни матери. Я теперь ничья.

Целый день спорили братья с Макой, ссорились, уговаривали.

Мака только улыбалась «той самой улыбкой, с которой глядит сатана на картине, изображающей Страшный суд, что висит в церкви Туси» (брехня!), и все пила да пила. Наступили сумерки, и она снова вспомнила, как впервые в жизни пришлось ей пролить кровь против своего желания. Наконец Мака уронила слезу в последний раз, ибо потом прошло двенадцать лет, в течение которых она ни разу не плакала. (Через двенадцать лет пришлось ей заплакать на крутой улочке Аякучо.) Странным своим голосом, «хриплым от пьянства и от курения скверного табака», как говорит этот болван, секретарь суда Пасьон, она сказала (и сразу – ни к чему бессильная ярость братьев, и пыл их приятелей, и ужас зрителей):

– Я больше не знаю вас! Уйдите с моей дороги, а если я когда-нибудь еще вас встречу, то убью, потому что вы бандиты, а бандитов следует убивать. Прощайте, братики мои дорогие, прощайте, сукины дети!

Дальше о братьях Альборнос известно следующее: без всякой причины они зарезали троих человек, имевших несчастье попасться им на дороге, поубивали весь скот, подожгли муниципалитет и избили слепого Кихаду. Мака же вошла в дом Хромого Доминго, положила на стол тысячу солей и не выходила оттуда в течение трех месяцев. Через некоторое время кое-как замаскированные темными очками и яркими шарфами, стали появляться в Гойльярискиске знаменитейшие дамы легкого поведения города Серро-де-Паско. Может быть, Роберто по прозвищу Пума подкупил их или запугал? Цвет и сливки публичных домов Ранчо-Чико и Ранчо-Гранде, лучших борделей Серро, прибыли в Гойльярискиску. Имеются свидетели, которые своими глазами видели, как Бронзовый Зад, Железная Штанина, Вертипопка, Крушикровать, Электрозадиха и даже Наседка и Трехспальная вышли из автобуса и направились к дому Хромого Доминго. Братья Альборнос его не кастрировали – они уважали смелых людей. Сама Мака оценила его вынужденное гостеприимство, а потом подружилась с Хромым, так что он чуть не лопался от гордости. Ведь ему удалось то, о чем напрасно мечтали все полицейские во всей округе: он поймал одного из Альборносов.

По Гойльярискиске, стуча каблучками и источая соблазн, расхаживали с видом принцесс самые знаменитые городские куртизанки. Хромой Доминго, если его спрашивали о посетительницах, делал значительное лицо. Но из расспросов племянника Хромого (моим надсмотрщикам пришлось его бросить в Чакайяне на углу, потому что он умер) можно вывести заключение, что специалистки из Ранчо-Чико и Ранчо-Гранде явились не для того, чтобы научить Маку молиться. От того же слюнтяя известно, что сказал по этому поводу Роберто Альборнос: «Все равно женщина ли, мужчина ли, а мы, Альборносы, всегда первые». Электрозадиха, Железная Штанина, Вертипопка, Крушикровать, Наседка и Трехспальная преподали Маке уроки высшего мастерства. Через три месяца после случившейся с ней беды Мака надела женское платье. С лицом женщины, с прической женщины, походкой женщины, вся женщина непоправимо и навсегда, вышла она на улицу. От одного взгляда на нее мужчин бросало в дрожь. Она же глядела с грустью (а может, с презрением); вошла в лавку Порталеса и заказала «рюмочку водки». С этого дня началось владычество, ничем не ограниченная тирания ее глаз, ее покачивающейся походки, ее колдовского, чуть хрипловатого голоса. Еще не наступил вечер, а уже трое шахтеров дрались на ножах за право проводить ее до дому, А через неделю, оставив за собой четверых убитых, шестерых раненых и пятнадцать поруганных семейных очагов, Мака покинула «это поганое селение, где выяснилось, что я женщина». «Почему местные власти не приняли никаких мер? Почему не выполнили свой долг, предписывающий им охранять установления, зафиксированные в Конституции, почему забыли присягу?» Опять брехня! На великолепном жеребце, которого она совершенно незаслуженно назвала Соплей, Мака спустилась в Успачаку, один из самых красивых портов озера Яваркоча. Там процветал в те времена старый постоялый двор, где собирались гордые, удачливые золотоискатели да кутилы – служащие рудников. К концу недели они исчезали в благоухающих эвкалиптами просторах. В наши дни на этом постоялом дворе вам не дадут даже куска паршивого мяса!

Зобастые слуги подбирали наши объедки. Курил в окруженном каменной стеной дворе старый Состенес. (Тот вечер я не забуду, даже когда сатана будет меня поджаривать.) Высились над водой эвкалипты, и вот появилась из-за стволов во всей своей лучезарности та, из-за которой я от сего дня и до самой моей смерти посылаю и буду посылать вас всех к самой что ни на есть той матери».