Сказание о верном друге. Тайна седого тугая - [71]

Шрифт
Интервал

Пулат мучительно покраснел.

— Ходича-хон[27] на дорогу дала нам немного урюка, а карманов нет.

— Понятно, — сказал Радик и демонстративно положил выпавшие урючины в свой пустой карман. — А вы говорите — не подумали…

Серафим Александрович улыбнулся:

— В народе говорят: «Язык укажет, если ты добр». Поступки говорят о человеке не меньше, чем язык.

Запах урюкового сока, струившегося по лицу и шее Пулата, привлек нахальных мух и ос.

— Ладно, — засмеялся Радик, — я защищу товарища от ос. Это тоже достойный поступок.

Солнце медленно пригасало в серой пелене у горизонта. Издалека, с самого края земли, долетела раздольная песня.

Слева и справа, насколько хватал глаз, расстилалось море степных трав, увенчанных седыми метелками. Величественными серебристыми волнами ходили они под ветром.

От вида этих волн, от опьяняющего чувства бескрайнего степного простора Радик пришел в восторг. Пританцовывая по пыли, он размеренно декламировал:

Степи ковыльные, степи привольные,
Клекот орлиный да песни раздольные,
Ветер ленивый да зной.
Травы томленые, густо пахучие,
В воздухе чистом дурманы могучие,
Стрекот пичуг вперебой.
           Солнце каленое к западу клонится,
           Сизоворонка в полыни хоронится,
           Машет усталым крылом.
Краски темнеют, с прохладой мешаются,
Лишь облака в синем небе купаются
Рядом с могучим орлом.
Песню казах затянул бесконечную,
Мягко-раздольную, грустно-сердечную,
Песню из самой души.
           Степи ковыльные, степи привольные,
           Клекот орлиный да песни раздольные,
           Сказочно вы хороши.

Серафим Александрович удивленно воскликнул:

— Радий, неужели это ты сочинил? Сейчас?!

— Не знаю, — беспечно ответил Радик, — может, когда-нибудь и слышал похожую строчку, а может, и сам.

— Надо записать, — предложил Пулат.

— Не надо, я еще придумаю.

— А ну, еще раз повтори, — попросил Серафим Александрович.

Радик повторил, но уже медленнее, останавливаясь, чтобы вспомнить и подобрать слова поточнее.

Серафим Александрович удивленно покачал головой.

— Да, это экспромт.

«Славные вы мои мальчишки, — радостно думал он. — До чего щедра молодость!»

Когда вышли к реке, ребята побежали купаться в старице Курук-Келеса, а Серафим Александрович поплескался возле лодки: притомился немного.

Глава тринадцатая

НЮСЬКИНЫ ПРОДЕЛКИ

Эта девчонка знает много интересного, и она настоящая рыбачка.

Из дневника П. Хангамова

Пулат просыпался мучительно долго. Надо было вставать, но так не хотелось. Был ясный рассветный час. Светлая полоса на востоке ширилась и розовела на глазах. Пищали, свистели, гоготали в камышах птицы.

Глаза закрывались сами собой, но заснуть ему в это утро больше не удалось.

Решительно отбросив одеяло, он увидел под Радькой желтоватую лужу. Сонливость исчезла в тот же миг.

— Радька, Радька, проснись! — стал трясти он друга.

— А… Что такое?.. — никак не мог проснуться тот.

— Под тобой лужа!

Только теперь Радик почувствовал какое-то неудобство в постели и вскочил как ужаленный. Он хлопал глазами и чуть не плакал, вид у него был несчастный.

— Это Н-нюська!

— Что Нюська?

— Это ее п-п-проделки… Видишь чаинки?

И правда, в луже плавали чаинки.

— Да, это, кажется, чай!

Почувствовав себя реабилитированным в глазах друга, Радик помчался к Нюськиному шалашу, Пулат — за ним.

Конечно, Нюськи в шалаше не оказалось. Зато была улика: на аккуратно свернутой постели лежал Радькин альбомчик стихов и его десятицветная шариковая ручка.

— Во, видал? — завопил Радька, хватая свои вещи.

Он все еще опасался, как бы Пулат не вернулся к первоначальной версии о происхождении лужи. Тогда хоть в другую школу переходи, все равно не спасешься от насмешек.

Тут Радик на кончике ручки заметил ярко-зеленую каплю, похожую на пасту. Машинально он тронул ее пальцем и понюхал.

Вдруг лицо его перекосилось, он отшвырнул ручку и смачно чихнул, затем еще и еще раз…

Пулат не мог понять, что произошло с другом. Радька чихал и остервенело тер покрасневший нос. Из глаз обильно текли слезы.

— Не… нюхай! — с трудом прогудел он и бросился к воде.

Все-таки Пулат поднял ручку и осторожно поднес к носу. Показалось, что он вдохнул нашатырного спирта. Горло перехватила колючая спазма, и он помчался вдогонку за товарищем.

Полоскание носоглотки принесло друзьям облегчение. Не выходя из воды, Радик пригрозил:

— Я ее поколочу, вот увидишь!

Пулат и Радик смеялись сквозь слезы.

К завтраку Нюся не появилась, а Серафим Александрович не спрашивал про нее — значит, знал, где она.

— Что-то Нюси не видно, — с деланным равнодушием проговорил Радик.

— Она ставит сети в большом затоне.

— А где это?

— За поворотом, в километре ниже по течению… Ты, Пулат, до обеда можешь поехать помочь ей. С лодкой справишься?

— Справлюсь.

— А у нас с Радием третий урок поварского искусства, а после обеда — разведка: сплаваем с тобой на левый берег, поищем кое-что.

Радик весело подмигнул товарищу: ясно, они поедут на розыски захоронки.

Пулат пожалел, что не он пойдет на разведку, но виду не подал и поплыл к Нюсе.

По течению лодка шла легко. Мальчик уверенно направил ее в затон, что был примерно в километре по течению, с левого берега.

Действительно, затон был велик. В зеркальной поверхности чистой отстоявшейся воды отражалась ломаная стена камыша, кучевые облака и ослепительное солнце.


Еще от автора Дмитрий Харлампиевич Харламов
Гремящий мост

Сборник "Гремящий мост" продолжает серию "На заре времен", задуманную как своеобразная антология произведений о далеком прошлом человечества.В шестой том вошла трилогия Владимира Уткина "Вдоль большой реки", "Гремящий мост", "Горизонты без конца", повести Софьи Радзиевской "Рам и Гау", Дмитрия Харламова "Сказание о верном друге", Янки Мавра "Человек идет".Содержание:Владимир Уткин — Вдоль большой рекиВладимир Уткин — Гремящий мостВладимир Уткин — Горизонты без концаСофья Радзиевская — Рам и ГауДмитрий Харламов — Сказание о верном другеЯнка Мавр — Человек идетОформление, иллюстрации: Владимир Ан.


Сказание о верном друге

Сборник «Гремящий мост» продолжает серию «На заре времен», задуманную как своеобразная антология произведений о далеком прошлом человечества.В том вошла трилогия Владимира Уткина «Вдоль большой реки», «Гремящий мост», «Горизонты без конца», повести Софьи Радзиевской «Рам и Гау», Дмитрия Харламова «Сказание о верном друге», Янки Мавра «Человек идет».Содержит иллюстрации.


Рекомендуем почитать
Закат над лагуной. Встречи великого князя Павла Петровича Романова с венецианским авантюристом Джакомо Казановой. Каприччио

Путешествие графов дю Нор (Северных) в Венецию в 1782 году и празднования, устроенные в их честь – исторический факт. Этот эпизод встречается во всех книгах по венецианской истории.Джакомо Казанова жил в то время в Венеции. Доносы, адресованные им инквизиторам, сегодня хранятся в венецианском государственном архиве. Его быт и состояние того периода представлены в письмах, написанных ему его последней венецианской спутницей Франческой Бускини после его второго изгнания (письма опубликованы).Известно также, что Казанова побывал в России в 1765 году и познакомился с юным цесаревичем в Санкт-Петербурге (этот эпизод описан в его мемуарах «История моей жизни»)


Родриго Д’Альборе

Испания. 16 век. Придворный поэт пользуется благосклонностью короля Испании. Он счастлив и собирается жениться. Но наступает чёрный день, который переворачивает всю его жизнь. Король умирает в результате заговора. Невесту поэта убивают. А самого придворного поэта бросают в тюрьму инквизиции. Но перед арестом ему удаётся спасти беременную королеву от расправы.


Кольцо нибелунгов

В основу пересказа Валерия Воскобойникова легла знаменитая «Песнь о нибелунгах». Герой древнегерманских сказаний Зигфрид, омывшись кровью дракона, отправляется на подвиги: отвоевывает клад нибелунгов, побеждает деву-воительницу Брюнхильду и женится на красавице Кримхильде. Но заколдованный клад приносит гибель великому герою…


Разбойник Кадрус

Эрнест Ролле — одно из самых ярких имен в жанре авантюрного романа. В книге этого французского писателя «Разбойник Кадрус» речь идет о двух неподражаемых героях. Один из них — Жорж де Каза-Веккиа, блестящий аристократ, светский лев и щеголь, милостиво принятый при дворе Наполеона и получивший от императора чин полковника. Другой — легендарный благородный разбойник Кадрус, неуловимый Робин Гуд наполеоновской эпохи, любимец бедняков и гроза власть имущих, умудрившийся обвести вокруг пальца самого Бонапарта и его прислужников и снискавший любовь прекрасной племянницы императора.


Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

В заключительный том Собрания сочинений известного французского писателя вошел роман «Вождь окасов», а также рассказы «Дикая кошка», «Периколя» и «Профиль перуанского бандита».


Замок Ротвальд

Когда еще была идея об экранизации, умные люди сказали, что «Плохую войну» за копейку не снять. Тогда я решил написать сценарий, который можно снять за копейку.«Крепкий орешек» в 1490 году. Декорации — один замок, до 50 человек вместе с эпизодами и массовкой, действие в течение суток и никаких дурацких спецэффектов за большие деньги.22.02.2011. Готово!