Сказание о Великом Рыцаре Легком и Его Крутобедрой Подруге и Соратнике Сереге - [9]

Перекус на этот раз сделали чкуть раньше, чем запланировали.

— Там наверху всадники были и камней они припасли, чтобы скатывать вниз. Заслон поставили только для того, чтоб мы скопились в одном месте. Если б не эта твоя дрючка, нам бы, наверно, плохо пришлось. Так что я вроде как твой должник.

— Не стоит об этом, — сказал Легкий, — Заплати сколько положено за боевые и будем в расчете.

— Покажи-ка свою махалку, — попросил главный, — Хочется, знаешь, посмотреть оружие, каким можно делать такие штуки.

— Покажу, — сказал Легкий, — Но в руки не дам.

— Знаю, знаю ваши суеверия, — сказал главный, трогая лезвие, — Хороший меч, но есть зазубрины.

— Без зазубрин меча не бывает, — сказал Легкий.

— Бывает, — ответил главный, — А почему на нем крови нет?

— Вытер, — сказал Легкий, — Чтоб не прилипал к ножнам.

— Может пропутешествуешь с нами до конца? — спросил главный, — Двойная оплата.

— Да нет, знаешь, — сказал Легкий, — Как-нибудь в другой раз.

Вернулся разведчик, который сказал, что кочевники, оказывается, наверху еще установили несколько повозок, груженных камнями. Такая повозка да с такого разгона…В общем-то очень дешево отделались. Один убитый (стрела), двое легко раненных. У кочевников — четыре трупа.

Легкий покинул караван через четыре дня после нападения. Ему предстояло пройти категорийный перевал и форсировать горную речку. Главный начертил ему подробную карту и подарил кольцо с рубином, объяснив, что с этим кольцом он может расчитывать на помощь в любом караван-сарае.

Перевал Легкий взял без особых приключений. Вниз, правда, пришлось идти долго и без воды. По дороге он разобрался с мечом. Оказывается тот меч, который он осматривал сам и тот меч, который показал главному, был вовсе не тем мечтом, которым он перерубал кучу народа. Один меч вставлялся в другой, используя его наподобие ножен. Второй меч был вдвое уже и настолько тонкий, что в торец его не было видно. Это второй меч разрубал что угодно, и рана от этого меча, если ее не растянуть, заживала практически мгновенно. Его можно было даже воткнуть в камень и вытащить, и на камне после этого не оставалось никаких следов. Не смотря на свою малую толщину, он был довольно тяжелый, а выхватить его удалось по той причине, что Легкий так и не снял пломбу, которую ему поставил стражник. Хорошо, что он догадался это сделать, когда главный попросил посмотреть оружие. Впрочем, второй меч тоже был неплохой, но разрубить человека в полном вооружении пополам им было, конечно, невозможно. Уже на выходе к большой реке Легкому опять пришлось поработать своим ножиком. Дорогу преградили столь плотные заросли каких-то кустов, что пройти их каким-либо иным способом было невозможно. С рекой тоже были приключения. Утонуть не утонул, но пополоскало на переправе его здорово, а сухарные крошки, которые он взял вместо хлеба, превратились в редкостную пакость.

Впрочем, дальше дорога была гораздо проще и инструкция тоже не намного сложнее: "После большого камня идти вдоль воды и найти маленькую тропинку, отходящую от воды. Большой камень был очень уж большой, маленькая тропинка — очень уж маленькая, а подъем наверх крутой, но недолгий. Скоро он закончился маленькой площадкой, красиво замаскированной деревьями, на которой сидела худая старуха в кожаном халате без рукавов, но с капюшоном.

— Здесь случано не храм Владычицы? — спросил Легкий.

— Случайно храм, — ответила старуха.

— А ты, случаем, не его хранительница?

— Случаем, — А ты, — случайно не его ищешь?

— Совершенно случайно и именно его.

— Тебе не кажется, — спросила старуха, — Что как-то слишком много случайностей для столь важного и судьбоносного события, которое перевернет судьбы многих народов и будет переведо на многие языки мира?

— Иногда кажется, — ответил Легкий, — А иногда не кажется. По понедельнакам, вторникам, четвергам кажется, а по всем остальным пяти дням не кажется. А точно переведут? Я надеюсь, когда они будут это делать, то не забудут упомянуть, что я держался скромно и с достоинством.

— Черта с два, — сказала старуха, — Все переврут, сволочи. Мне добавят годков, пририсуют горб и лишат девственности. А тебя вместо Федоровича запишут Ведеровичем.

— А ты знаешь, — сказал Легкий, — Ты зря его стесняешься, твой горб тебе даже очень идет, создает какое-то необъяснимое своеобразие. Как ты думаешь, я должен что-то пожертвовать на храм или ну его на хер?

— Кому пожертвовать? Владычице? — спросила старуха, — А она вроде не из бедных будет. Как никак целым миром владеет.

— А храм у нее что такой задрипанный? — спросил Легкий, — Могла бы в конце концов крышу из тростника сделать.

— Мир положем тоже не из приятных ну и если б Владычица разбрасывалась на такую мелочь, черта с два бы ей мир доверили, — ответила старуха, — А красивая у тебя дрючка, продолжила она, — Я то уж думала, она окончательно от нас ушла.

— А что ты про нее знаешь? — спросил Легкий, — Я же, собственно, из-за нее и пришел.

— Про нее знаю многое но не все, — сказала старуха, — Про тебя почти ничего. Самое важное знание, что она отбирает жизнь у тех, кто ей владеет. Причем, отбирает не от конца, а из середины. А про тебя мне бы хотелось знать: ты тот, у которого отобрали, или тот, кому отобрали?