Сказание о первом взводе - [53]

Удастся ли отряду задержать самоходки? Мысль об этом тревожила Широнина, и он сквозь гул надвинувшегося боя нет-нет да и пытался уловить отзвуки другой схватки, той, которая велась вдали и от которой также зависела судьба обороны беспаловского переезда. Ветер донес три гулких взрыва… Так могли взорваться только мины. Однако самоходок прошло не три, а больше. Но Широнин уже не мог думать об этом…

Две бронемашины, на ходу ведя пулеметный огонь, зашли на левый фланг взвода, и пули взметнули снег на бруствере. Широнин и Шкодин пригнули головы, схватили противотанковые гранаты. Урчание первой машины слышалось рядом. Окоп Широнина находился теперь в мертвом, недосягаемом для пулеметов пространстве. Он поднялся и уже занес связку над головой, когда у колеса бронемашины разорвался снаряд. Она накренилась, проползла еще несколько метров. Широнин и Шкодин метнули гранаты, упали в окоп. Приподнялись и увидели, что вторая машина въехала на лед пруда, продавила его, и пулемет, сделав несколько очередей, умолк. Но чувство облегчения не успело шевельнуться в душе. Что-то лязгнуло, зашумело сзади, на насыпи. Широнин оглянулся. По ту сторону рельсового пути неслось к переезду самоходное орудие с крестом на броне.

— Та-ам!.. Смотри! — высунулся из окопа и кричал Широнин в сторону переезда, где было отделение Вернигоры, кричал, зная, что в шуме боя его все равно никто не услышит. По пояс вылез из окопа, протянул руку, указывая на опасность. Почему же, почему молчит тюринское орудие? Мысль о том, что оно уничтожено, была страшной, поверить в это не хотелось, но как иначе могли бы немецкие панцерники прорваться со стороны насыпи.

Еще несколько минут — и самоходка ударит взводу в спину, начнет утюжить окопы. Широнин ощутил жгучую, щиплющую боль выше локтя, однако не опустил руки, продолжал подавать сигналы. У переезда заметили их. Кто-то — кажется, Скворцов — вылез из окопа, пополз к насыпи. На ее склоне длинная, измаранная грязью шинель красноармейца была легкой мишенью и для вражеских автоматчиков, и для танковых пулеметов. Скворцов прополз несколько метров, и темный след крови потянулся за ним по откосу. Взвод усилил огонь по гитлеровцам, по смотровым щелям танков, чтобы помешать прицельной стрельбе. А уже и не различить, движется ли Скворцов или нет?.. Движется!.. Руки, в одной из которых виднелась противотанковая граната, простерлись вперед, к ним медленно подтянулось все тело. Самоходное орудие круто, сломив придорожный столб, завернуло у переезда, прогрохотало по рельсам, приподняло днище над обратным скатом насыпи. И в это время ползущий приподнялся на колени, пошатнулся и замедленным движением словно не бросил, а обронил гранату под набегавшую на него гусеницу…

Окутанная дымом разрыва, машина боком съехала с насыпи, перевернулась, рухнула.

Может быть, именно этот поединок, разыгравшийся на глазах у всех, предрешил исход первой атаки. Часть гитлеровцев залегла, часть откатилась назад, за пригорок, и оставшиеся танки не решились без пехоты продвигаться дальше.

В широнинский окоп приполз Болтушкин.

— Андрей Аркадьевич, Андрей Аркадьевич, — с горечью проговорил он. — Родной наш!.. Вот же у него смерть-то какая!

— Не смерть, а бессмертие… — поправил Петр Николаевич.

— И без пушки теперь придется держать… Артиллеристов не стало…

Болтушкин опечаленно опустил голову и вдруг вскинул глаза на Широнина.

— Товарищ лейтенант, вы ранены, что ли?.. Из рукава капает.

Из рукава широнинского полушубка действительно стекала и пятнила снег струйка крови.

— Ну-ка, разденьтесь, — приказывающе проговорил Болтушкин и напустился на Шкодина. — Ты что здесь делаешь, не видишь, что ли?

— А как у тебя с людьми? — спросил Широнин, пока Болтушкин делал ему перевязку. Пуля прошла в мякоти предплечья.

— Кирьянов погиб. Субботина ранило, но, говорит, еще крепко себя чувствует, может пособить. Остальные все целы… А вот что у Вернигоры и у Седых — не знаю.

— Разрешите, товарищ лейтенант, я туда смотаюсь, — вскочил и предложил Шкодин.

— Поосторожней только. И передай всем мой приказ — беречь себя. Их-то, гитлеровцев, по десятку на каждого из нас.

Шкодин вскоре вернулся, доложил:

— У Седых только молоденького одного еще при бомбежке контузило. У Вернигоры ранен Злобин и вот… Андрей Аркадьевич…

Шкодин протянул командиру взвода небольшую, обернутую синей фланелькой пачку документов. Петр Николаевич развернул ее, нашел партийный билет, раскрыл. Партийный билет был выдан Варнавинским райкомом партии Горьковской области в 1940 году. Ясно, что к этому времени относилась и фотокарточка. И, однако, только большие залысины свидетельствовали о том, что к этому времени Скворцову перевалило далеко за сорок. А так — живые, смеющиеся глаза, аккуратно подбритая бородка, которую к лицу носить и тридцатилетнему.

— Это ведь его война состарила, я знаю, — проговорил Александр Павлович, с которым чаще, чем с кем-либо другим, делился Скворцов своими размышлениями.

— Кого она не состарила, — согласился Широнин, заворачивая партбилет во фланельку.

Солнце уже высоко поднялось над Тарановкой.

У совхозной усадьбы виднелось множество двигавшихся машин. Было ясно, что гитлеровцы не отказались и не могли отказаться от своего намерения пробиться через переезд, ибо другого, более удобного, пути на Тарановку не было. Их залегшие цепи не отходили, вели беспокоящий огонь. Потом на каких-то несколько минут он прекратился; обнадежить это, разумеется, не могло. Вот-вот следовало ждать новой атаки.