Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи - [54]
Моана-лиха-и-ка-ваокеле своею властью отобрал у Ка-онохи-о-ка-ла радугу, а сам вместе с Лау-киэле-улой и Лаиэ-и-ка-ваи возвратился в Каха-каэкаэа.
(Так Ка-онохи-о-ка-ла стал первым призраком-лапу на островах. С того дня и до наших дней лапу кочуют с места на место, и у них много общего со злыми духами — ухане-ино.)
Наказав Ка-онохи-о-ка-ла, Моана-лиха-и-ка-ваокеле, Лау-киэле-ула и Лаиэ-и-ка-ваи встретили в Ке-алохи-лани Ка-хала-о-мапу-ану, и только теперь они узнали о ее пребывании на небе.
Ка-хала-о-мапу-ана рассказала отцу с матерью, как Ка-онохи-о-ка-ла приказал ей жить на небе, о чем мы знаем из главы двадцать седьмой, и в тот же день она заняла место Ка-онохи-о-ка-ла в Каха-каэкаэа.
Лаиэ-и-ка-ваи жила в Каха-каэкаэа и скучала по своей сестре Лаиэ-лохелохе. Она часто плакала, и Моана-лиха-и-ка-ваокеле с Лау-киэле-улой удивлялись, почему у нее заплаканные глаза.
Наконец Моана-лиха-и-ка-ваокеле спросил ее об этом, и Лаиэ-и-ка-ваи сказала, что плачет из-за сестры.
— Твоя сестра не может жить с нами, — сказал Моана-лиха-и-ка-ваокеле, — она осквернила себя. Но если ты хочешь, мы отпустим тебя на землю, и ты будешь править там вместо Ке-калукалу-о-кевы.
Лаиэ-и-ка-ваи с радостью согласилась.
В назначенный день, когда Лаиэ-и-ка-ваи должна была сойти на землю, Моана-лиха-и-ка-ваокеле сказал ей:
— Возвращайся к своей сестре и живи в чистоте до конца твоих дней. Отныне имя твое не Лаиэ-и-ка-ваи, а Ка-вахине-о-ка-лиула, Богиня Сумерек. Все люди будут низко кланяться тебе при встрече, потому что отныне ты подобна богине.
Сказав так, Моана-лиха-и-ка-ваокеле вместе с Лаиэ-и-ка-ваи сошел на землю.
Там он еще раз повторил то, что сказал Лаиэ-и-ка-ваи, а потом возвратился на небо к священной границе у Столбов Кахики.
Ка-вахине-о-ка-лиула, которую раньше звали Лаиэ-и-ка-ваи, возложила правление на прорицателя, а сама зажила, как подобает богине. И прорицатель, и другие люди при встрече с ней становились на колени, покорные слову Моана-лиха-и-ка-ваокеле. Так Лаиэ-и-ка-ваи жила до самой смерти.
С того дня и до наших дней жители Гавайев воздают почести Лаиэ-и-ка-ваи — Богине Сумерек.
ПРИЛОЖЕНИЕ I
М. У. БЕКВИТ О «СКАЗАНИИ О ЛАИЭ-И-КА-ВАИ»
I. «СКАЗАНИЕ О ЛАИЭ-И-КА-ВАИ» И ЕГО АВТОР
«Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи» — гавайский роман о жизни принцессы высокого ранга и ее обожествлении. Эта история дошла до нас из древности в форме каао, прозаического повествования с поэтическими вставками, т. е. именно в той форме, в которой гавайские сказители до сих пор ее рассказывают.
«Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи» было записано Халеоле, гавайцем, и его целью было напомнить своим соотечественникам о былых идеалах и былой славе гавайцев, а также пробудить в них интерес к народным сказаниям и обычаям, быстро исчезавшим после того, как в 1778 году Кук открыл Гавайские острова. Халеоле родился примерно тогда же, когда умер Камехамеха I, за год-два до прибытия на Гавайи первых американских миссионеров и учреждения протестантской миссии[76]. В 1834 году он поступил в миссионерскую школу в Ла-хаина-луне[77] (остров Мауи), где его интерес к древней истории гавайцев был замечен и поддержан двумя тамошними учителями: Лоррином Эндрюсом, составителем гавайского словаря, вышедшего в свет в 1865 году, и Шелдоном Дибблом, под чьим руководством Дэвид Мало подготовил книгу «Гавайские древности». «История Сандвичевых островов» Диббла (1843 г.) является достоверным источником для всех изучающих раннюю историю миссии. Соучениками Халеоле были такие первые писатели Гавайев, как Мало, Камакау, Джон Ии. Закончив школу, Халеоле сначала работал учителем, а спустя некоторое время посвятил себя издательскому делу. В начале 1860-х годов он напечатал по частям «Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи» в гавайской газете «Куокоа», а в 1863 году выпустил его отдельной книгой[78]. в 1885 году Болстер и Мехеула, тоже гавайцы, вновь издали «Сказание», правда, в несколько измененном виде[79] <…>
«Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи» до сих пор остается единственным изданным отдельной книгой гавайским преданием. И в то же время это единственное произведение уроженца Полинезии, который посвятил себя работе над фольклорным материалом, движимый идеей создания национальной литературы, и, следовательно, «Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи» имеет важное значение и с исторической точки зрения.
Язык «Сказания» хотя и содержит много старых, вышедших из употребления слов, пословиц, поговорок, смысл которых не всегда поддается точной расшифровке, тем не менее мало изменился со времени введения письменности, т. е. с 1820 года[80], и легко понятен даже в наши дни. Эндрюс включил в свой словарь всю лексику «Сказания», и лишь в немногих случаях можно оспорить правильность его толкований. Песни, несмотря на сложную образность, обычно не представляют трудностей для понимания. Так что смысл «Сказания» передан достаточно точно. Гораздо большую проблему представляет передача стиля. Донести до иноязычного читателя не только смысл, но и свойственное гавайцам видение мира, дух оригинала, едва ли возможно без определенных потерь. Приходится, например, жертвовать краткостью повседневной речи и излишне часто пользоваться приемом повтора, который, к слову, характерен для гавайских сказаний. Некоторые слова, не имеющие в английском языке синонимов, в гавайском чрезвычайно синонимичны. Другие, односмысловые в английском языке, в гавайском обретают разные значения в зависимости от контекста. И эту игру слов невозможно передать на чужом языке <…>
