Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи - [52]

Когда Ке-калукалу-о-кева очнулся от пьяного сна и увидел свою жену Лаиэ-лохелохе, он коснулся носом ее носа так, как это принято между чужими.

Потом он сказал жене:

— Лаиэ-лохелохе, я слышал, что ты совершила злое с нашим господином Ка-онохи-о-ка-ла. Если тебе хорошо с ним, то и мне плохо не будет, он воздает тебе почести, а в его власти и наша жизнь, и наша смерть. Если я осмелюсь пойти против него, он убьет меня, поэтому я подчинюсь любому его желанию. Не по своей воле я оставил тебя, а из страха смерти.

Тогда Лаиэ-лохелохе так сказала своему мужу:

— Выслушай меня, муж моей юности. Правду сказали тебе. Правда, что приходил ко мне с неба господин земли, но не много раз, а лишь дважды. Но, муж мой, не по доброй воле, а по приказанию моего приемного отца согласилась я отдать ему свое тело. В тот же день, как оставил ты меня, пришел ко мне наш господин, но я отказала ему. В другой раз он заручился согласием Капу-каи-хаоа и с ним вместе пришел ко мне. Еще раз приходил он ко мне. Я же не хотела этого, потому пряталась в чужом доме, потому покинула Кауаи, потому искала — и вот нашла тебя с этой женщиной. Квиты мы с тобою, не за что тебе быть на меня в обиде, и мне не за что обижаться на тебя, но теперь ты должен оставить эту женщину.

Речь Лаиэ-лохелохе показалась справедливой Ке-калукалу-о-кеве, однако разлука с Ке-калукалу-о-кевой еще сильнее разожгла любовь Хина-и-ка-маламы.

Хина-и-ка-малама возвратилась в Хане-оо и целые дни просиживала возле двери своего дома, обратив лицо к Ка-увики, потому что тело ее оцепенело от любви.

Однажды Хина-и-ка-малама, желая облегчить муки любви, поднялась со своими приближенными на вершину горы Ка-иви-о-Пеле и села там, устремив взгляд в сторону Ка-увики и Кахалаоаки. Когда же над Хоно-ка-лани стали собираться облака, сердце Хина-и-ка-маламы онемело от любви к Ке-калукалу-о-кеве, и она запела, изливая в песне свое горе:

Подобна стоцветному оперению

Любовь моя,

Но в сердце моем — ночная мгла.

Приди, чужеземец, не медли.

Веки глаза закрывают,

Видно, плакать мне снова,

Оплакивать нашу разлуку,

О горе мне, горе!

Высокие волны в Хануа-леле

Поднимаются выше гор,

Заслоняют собой Хоно-ка-лани,

Землю возле самого неба.

О возлюбленный мой, небо мое!

Горе мне, горе!

Заплакала Хина-и-ка-малама, и все, кто был с нею, тоже заплакали.

До позднего вечера просидела Хина-и-ка-малама на горе Ка-иви-о-Пеле, а потом возвратилась в свой дом; отец с матерью, слуги и родичи Хина-и-ка-маламы уговаривали ее съесть что-нибудь, но она не стала есть, потому что ей было не до еды.

Не лучше было и Ке-калукалу-о-кеве. Еще в ту ночь, когда Хина-и-ка-малама покинула его, когда пришла Лаиэ-лохелохе, тяжело стало на сердце у вождя, однако несколько дней он терпел и виду не показывал, как ему тяжело.

Но когда Хина-и-ка-малама поднялась на гору Ка-иви-о-Пеле, в ту же ночь Ке-калукалу-о-кева, не сказавшись Лаиэ-лохелохе, которая спала крепким сном, ушел к Хина-и-ка-маламе.

Хина-и-ка-малама лежала без сна, одолеваемая любовью, когда Ке-калукалу-о-кева вошел в дом, в котором он никого не знал.

Когда он вошел в дом, то прямо направился к тому месту, где лежала Хина-и-ка-малама, положил ей на голову руку и разбудил ее.

Дрогнуло сердце Хина-и-ка-маламы — как ей было поверить, что видит она своего возлюбленного, тогда она дотронулась до него и поняла, что перед ней и вправду Ке-калукалу-о-кева. Она кликнула слуг, приказала им зажечь все светильники, а на рассвете Ке-калукалу-о-кева возвратился к своей жене Лаиэ-лохелохе.

С тех пор каждую ночь Ке-калукалу-о-кева втайне приходил к Хина-и-ка-маламе. Так прошли десять ночей, потому что Ке-калукалу-о-кева поил Лаиэ-лохелохе кавой, и она крепко спала, не мешая мужу в его любовных утехах.

Но вот одна из жительниц Ка-увики пожалела Лаиэ-лохелохе.

Ке-калукалу-о-кева вместе с мужчинами трепал кору олоны, когда она пришла к Лаиэ-лохелохе и с таинственным видом спросила ее:

— Как поживает твой муж? Не вздыхает ли он по другой женщине?

— Нет, мы хорошо живем, — ответила ей Лаиэ-лохелохе.

— Может он обманывает тебя с другой? — спросила женщина.

— Может, и так, но мне кажется, у нас все хорошо.

— Слушай меня, Лаиэ-лохелохе, — сказала тогда женщина. — Наш огород возле самой дороги, и каждое утро мой муж ходит туда копать землю. Как-то раз он увидел, что Ке-калукалу-о-кева идет из Хане-оо, и подумал, что он идет от Хина-и-ка-маламы. Он пришел домой и рассказал мне, но я ему не поверила. Тогда на другую ночь я разбудила мужа, едва поднялась в небе луна, и мы с ним пошли ловить рыбу авеовео, что водится возле Хане-оо. Только мы расположились там, как видим, идет кто-то по дороге. Видим — это Ке-калукалу-о-кева. Сначала мы спрятались, а потом пошли следом за ним, и он привел нас прямехонько к дому Хина-и-ка-маламы. Он вошел в дом, а мы вернулись, наловили рыбы и стали его ждать. Когда Ке-калукалу-о-кева шел обратно, он видел нас, но не остановился и не заговорил с нами, ну и мы не стали с ним заговаривать. Это все. Но в тот же день к нам пришла сестра моего мужа, стражница Хиана-и-ка-маламы, и сказала, будто Ке-калукалу-о-кева уже десять ночей подряд приходит к Хина-и-ка-маламе. Вот тебе моя тайна. Нам с мужем стало тебя жалко, вот я и пришла все рассказать тебе.