Сказание о годах Хогэн - [26]

Теперь, поскольку он не поразил соперника, Тамэтомо целился ему куда-то в шейный позвонок. Только бы не столкнулись стрелы в полёте! И тут Тамэтомо заявил:

— Для человека, владеющего луком и стрелами, это действительно превосходно. А теперь подданным рода Хэй придётся испытать горестные чувства. Тамэтомо пустил стрелу, но ты вёл себя мужественно, и она не попала в цель. Когда в жизни ничего нет, о ней и вспомнить будет нечего. Так возьми же в грядущую жизнь мой гостинец!

С этими словами он чуть опустил лук и выстрелил в голову коня. Мыслимо ли здесь было промахнуться? Стрела неожиданно угодила в переднюю луку седла, насквозь пронзила лежавшие горкой складки подола кольчуги, а наконечник стрелы далеко вышел из задней луки седла.

Тогда Корэюки выпустил две стрелы, и какое разочарование! Внезапно он потерял мужество и самообладание и тотчас же лишился разума, истратил почти все стрелы и уже готов был упасть вверх тормашками с коня, но, удержанный стрелами, какое-то время не падал. Ошарашенный конь стал метаться то туда, то сюда, и всадник упал, будто его уронили. Такама-но Сабуро слетел с коня и взял голову Корэюки. Слуги тоже поскакали было в гущу врагов, размахивая длинными мечами, но несмотря на то, что рубились они жестоко, поделать не могли ничего. Окружённые со всех сторон, они были разбиты. После этого не стало никого, кто бы направился к этим воротам.

ГЛАВА 2. О взятии приступом дворца Сиракава

Туда, где у речной долины в окрестностях Нидзе ожидал владетель провинции Симоцукэ, в лагерь прискакал и стал кружить по нему конь Корэюки. Кама да-но Дзиро перехватил его и привёл к Ёситомо, доложив испуганно:

— Извольте взглянуть. Вот следы страшной силы лучной стрельбы Хатиро Ондзоси! Осмелюсь полагать, что это — конь кого-то из слуг рода Хэй. С такой лёгкостью пронзить цель может не иначе, как долото бродячего мастерового. Какой потрясающий удар!

Владетель Симоцукэ, сказав:

— Как может такое быть?! Хатиро думает запугать Ёситомо, только я сделаю по-своему. Думаю, что тому парню в этом году исполнилось лет семнадцать-восемнадцать, и он уже смог достичь такого мастерства! Те, кто воспитывался на острове Тиндзэй, хороши в пешем бою. А в конном строю их должны превосходить молодые люди из провинций Мусаси и Сагами. Одолеть, одолеть их! Ёситомо должен проучить Хатиро, — и собрался отправиться из лагеря.

Увидев это, Камада-но Дзиро стал его отговаривать:

— Вы изволили замыслить невыполнимое. Если великий военачальник поскачет, он лишится силы, когда тысяча всадников превратится в сто, а сто всадников — в десять и в пять.

И всё-таки владетель Симоцукэ намерен был начать выполнение своего замысла. Человек сорок-пятьдесят пехотинцев спереди и сзади, слева и справа были окружены лошадиными мордами.

— Масакиё, сначала уступим, и тогда сможем увидеть необычную фигуру, — говорили между собой человек тридцать всадников, которые совсем уже приблизились к воротам. Один из них прокричал:

— Кому велено оборонять эти ворота? Говорит сын кормилицы нынешнего главного военачальника, законный наследник чиновника из поместья Камада по имени Масамунэ, Камада-но Дзиро; чтобы лицезреть Вашу личность, я добился повеления господина владетеля провинции выступить впереди и победить!

Тамэтомо сказал ему в ответ:

— Слова типа с немощными руками. Ступай-ка ты вассалом в мой дом! Ворота защищаю я, Тамэтомо. Хоть мы и стали врагами когда-то, придётся тебе в схватке с твоим наследственным хозяином пустить в него стрелу. Когда тебя позовут пред лицо господина владетеля провинции Симоцукэ, ты должен будешь передать ему этот ответ. Тамэтомо тебе не противник. А теперь ступай назад.

Камада отвечал насмешливо:

— Действительно, тот, кто был наследственным хозяином, и теперь не стал виновен в восьми преступлениях[284]. Монарший рескрипт не замедлит воспоследовать. Эту стрелу пускает не Масакиё, это стрела, которую благоугодно выпустить великому бодхисаттве Хатиману! — и вместе с этими словами выстрелил.

Тамэтомо, не глядя на Комати, выстрелил в обращёное к нему левой стороной лицо соперника и без промаха попал ему в шейную пластину, прикрепленную к шлему. Сверх меры раздражённый, Тамэтомо не произвёл ответного выстрела, а вырвал и отбросил стрелу, прижал к своему боку лук и произнёс:

— Эй ты, Камада! Тебе не убежать от меня. Смотри, не перестарайся! Замков со стрелками восемь. Пошёл, пошёл! — он поднял правую руку, подзывая сподвижников, и погнал его прочь.

Потом воскликнул, обернувшись к Камада, когда тот побежал, пустив в ход и хлыст, и стремена:

— Куда ты побежал?! Не перестарайся, и ничего не забудь. Поймаю, откручу голову, разрублю на восемь частей и выброшу!

Хотя силы Камада и превосходили силы противника, он переоценил угрозу, решив про себя, что настал его последний час, а потому налёг на переднюю луку седла и, насколько хватило дыхания у коня, помчался на юг, к восточному берегу реки[285], нахлёстывая коня плёткой. Двадцать восемь всадников Тамэтомо и тридцать всадников Камада — беглецы и их погоня, — нахлёстывая коней, скакали так, словно ломали ноги у коней и рушили восемь больших гор