Сказание о Доме Вольфингов - [15]

Тиодольф повернул в сторону букового леса и, пройдя уверенным шагом через редкие кусты орешника на опушке, вошёл под сень высоких деревьев, чьи гладкие серебристо-серые стволы росли очень близко друг к другу. Воин шёл всё дальше и дальше, как человек, хорошо знающий свой путь, хотя там, где он шёл, не было тропы. Наконец, он оказался в таком густом лесу, что лунный свет, запутавшись в листве деревьев, совсем исчез. Впрочем, и в темноте здесь кто угодно мог понять, что над ним вместо неба зелёная крыша. Мрак сгущался, но Тиодольф шёл всё дальше, пока не увидел впереди себя тусклый свет.

Свет этот становился всё ярче и ярче, и вот, наконец, воин вышел на небольшую поляну. Здесь росла трава, хотя и редкая из-за постоянной тени от деревьев, которые плотно стояли вокруг, заслоняя собой почти всё небо. Но и по тому клочку, что виден был над головой, казалось, что небо посветлело, и не только от луны. Хотя и нельзя было сказать наверняка, памятью ли о прошедшем дне или обещанием грядущего был этот свет.

Тиодольф, переступая с усыпанной сухой корой земли под буками на редкую траву полянки, не смотрел ни на небо над головой, ни на деревья вокруг – он смотрел прямо перед собой, на то, что находилось в центре поляны: там, на каменном престоле, восседала дивной красоты женщина. Одежды её сверкали, а ниспадавшие на серый камень волосы, как казалось при свете луны, были цвета ячменных колосьев августовской ночью, готовых склониться под серпом жнеца. Женщина сидела, словно ожидая кого-то. Тиодольф, не останавливаясь, подошёл к ней, обнял и расцеловал её губы и глаза. И она ответила поцелуем. Тогда воин сел рядом, а она, ласково глядя на него, произнесла: «Послушай, Тиодольф, ты дерзок, раз не боишься обнимать и целовать меня, словно девушку из рода Элькингов, встреченную на лугу, – меня, дочь богов твоего рода, Ту, что избирает Жертву! Да ещё и накануне сражения, ведь утром ты отправишься к полю брани!»

Воин ответил: «Солнце Леса, ты сокровище моей жизни, которое я обрёл, когда был молод, и ты любовь моей жизни, которую я держу в своих объятиях, когда моя борода уже начинает седеть. С чего же мне бояться тебя, Солнце Леса? Разве я испугался тебя, когда увидел впервые? Мы стояли тогда на поле, заросшем орешником, двое живых, окружённых убитыми. Мой меч покраснел от крови врагов, а одежда – от моей крови. Я устал в тот день, и раны мои болели так сильно, что мне казалось – если я потеряю сознание, то уже никогда не очнусь. Но вот предо мною предстала ты: ты была полна жизни, твоё лицо пылало румянцем, губы и глаза улыбались, одежды твои были чисты и светлы, а ладони – испачканы кровью. Ты взяла мою окровавленную обессиленную руку, поцеловала мои мертвенно-бледные губы и позвала: “Идём со мной”. Я попытался пойти, и не смог – боль от многих ран сковала мои движения. Но вопреки усталости и боли, я радовался! Я сказал себе: “Так умирают воины, это достойная смерть. Как же так вышло? Обо мне говорили, что я слишком молод, чтобы встретить врага, но я оказался не слишком молод, чтобы умереть”».

Воин рассмеялся, и смех его разнёсся далеко по дикому лесу, а когда он вновь заговорил, слова его сложились в песню:

«В орешнике вино войны мы пили

От полдня до заката солнца. Гунны

Стояли против нас, и три владыки,

Могучие, сильнейшие из них,

Со мной сразились, скрежеща зубами,

Грызя края своих щитов, суля погибель.

Тем летним днём сбирались в небе тучи

Громадами, и небо потемнело,

Как донышко у бочки для вина.

Я огляделся. Зоркий глаз мой видел,

Как вдалеке олень к траве прижался,

Дрожа, и вся земля дрожала

От грохота мечей и грома в небе.

Один король, подкошенный, упал

Передо мною. Два других напали

Тем яростней, и меч свой то и дело

Я направлял дождю наперерез,

Мешая кровь с водою, наполняя

Сырую землю новым ароматом.

И долго мы плясали в свете молний,

Широкими калёными хлыстами

Хлеставших по земле из серых туч.

Кольчуги* наши отражали свет их,

А мы трудились, рук не покладая,

И прежде, чем всё небо просветлело,

Второй король лежал на бледных, мокрых,

Кровавых маргаритках. Мы остались

Вдвоём, и отдышаться на мгновенье

Остановились, друг на друга глядя.

Дождь ослабел, из-под покрова туч

Блеснуло небо – белое, как плечи

Возлюбленной, к которой брачной ночью

Приходит воин. Солнце вновь вернулось

На землю ненадолго – до заката,

И гнев вскипел в моей груди, и снова,

Пылающие резвые клинки

Затанцевали над сырой землёю.

Гунн пал, меня оставив, и, шатаясь,

Я повернул к кургану для могучих,

К вратам дороги, что конца не знает,

И встретил там тебя. Скажи мне, умер

Я там, в твоих объятьях? Так ли было?

И после поцелуя пробудился

К той новой, грозной жизни, что теперь

Во мне кипит?..»

Но прежде чем воин договорил, женщина поцеловала его и произнесла: «Никогда не было в тебе страха – твоё сердце полно отвагой».

Воин ответил:

«Оно-то и спасло мне жизнь. Не так ли?

Как солнце поднимает вверх растенья,

Так похвала людей, земная слава,

Питает днесь меня – и ночью

Окутывает словно покрывалом,

И утром с ветерком спешит

Напомнить мне о том, что я живой,

Наполнить душу радостью и силой.

Я поступал всегда, как мне велело