Сказ о тульском косом Левше и крымской ай-Лимпиаде - [5]

Государь посмотрел и видит: точно, лежат на этом куске сыра среди гор и лесов на особых полях для состязаний самые крошечные соринки.

Работники говорят:

– Извольте пальчик послюнить и ее на ладошку взять. Это не соринка, а атлет, спортсменом называемый. Он не живой, а из чистой из аглицкой стали в изображении человека нами выкован, а в середине острова завод и пружина. Извольте еще монетку кинуть: под тяжестью денег пружина заведется, и они сейчас начнут бегать и борьбой заниматься.

Государь тут же накидал серебряных пятачков в особую щелочку сбоку ай-Лимпиады и слышит, как все атлеты встрепенулись и забегали, запрыгали, стали друг дружку мутузить и на конях в колесницах скакать, а зрители им вроде бы даже аплодируют.

– Отчего же, – государь говорит, – я сего зрелища ристалищ спортивных не вижу?

– Потому, – отвечают, – что это надо в мелкоскоп.

Подали мелкоскоп, и государь увидел, что на сем волшебном подносе действительно все стальные спортсмены соревнуются и сила богатырская прямо ключом бьет.

Государь конечно залюбопытствовал кто же такое чудо придумал. Англичане и говорят, что дескать придумал все их наипервейший в мире мастер, из мятежной Северной Америки за большие деньги выписанный – Сивый Жопс, и соревноваться с ним мол никто не способен. Тут же и мастера показали – стоит человек с лица бледный, болезненный, в черном тужурном жилете, но видно что горд и имеет себе понятия.

Государь взглянул на сей волшебный город ай-Лимпиаду и наглядеться не может. Взахался ужасно.

– Ах, ах, ах, – говорит, – как это так… как это даже можно так тонко сделать! – И к Платову по-русски оборачивается и говорит: – Вот если бы у меня был хотя один такой мастер в России, так я бы этим весьма счастливый был и гордился, а того мастера сейчас же благородным бы сделал.

Государь Александр Павлович сразу же велел англичанам миллион дать, какими сами захотят деньгами, – хотят серебряными пятачками, хотят мелкими ассигнациями. А волшебный город атлетов ай-Лимпиаду велел положить в свою дорожную шкатулку, которая вся выстлана перламутром и рыбьей костью. Аглицких же мастеров и самого Сивого Жопса государь с честью отпустил и сказал им: «Вы есть первые мастера на всем свете, и мои люди супротив вас сделать ничего не могут».

– Неужто так и сказал? – граф Г. несколько обиделся за наших российских мастеров, хотя правду сказать и нитки отечественного шитья на нем не было с рождения.

– В точности. Те остались этим очень довольны, а Платов ничего против слов государя произнести не мог. Только взял мелкоскоп да, ничего не говоря, себе в карман спустил, потому что «он сюда же, – говорит, – принадлежит, а денег вы и без того у нас много взяли».

– И верно, что добру-то пропадать? Может он плохо лежал – гвоздями-то не прибили. А дальше что же было?

– Ну а на следующий день конечно англичане повезли показывать эту самую ай-Лимпиаду в натуральную так сказать величину, в полный рост. А то государь расстроился, что без мелкоскопа и не увидать ничего. Ту ему прямо все рассказали и показали – и представления драматурга ихнего Томаса Кида про историю олимпизма на сцене театральной и про то как две сотни лет назад королевский прокурор Довер устроил свои игрища ай-Лимпийские и люди независимо от сословия могли в них участие принимать, и даже дам соревноваться брали. Дескать умеешь там бороться или на коне лихо скачешь – то и пожалуй вперед. Сам король Яков I им покровительствовал. Целый век они так соревновались а вдобавок еще устраивали песнопения, танцульки всевозможные и в шахматишки резались.

– Англичане, что с них возьмешь-то? Без куплетов да шахмат никуда, – поддакнул граф Г.

– Словом устроили они для государя с Платовым такие игрища на каком-то Уимблдоне местном, торжественно открыли Олимпиаду, всю историю Англии там на подмостках сыграли, прямо от Адама с Евой до сего дня, с машинами паровыми да луддитами, про коих у нас и не знал никто. И посмотрев уже на живых атлетов – бегунов, борцов, конников, прочих олимпиоников так государь всем этим проникся, что решил устроить такие же ристалища и у нас в России – в Таврической губернии.

– В Крыму? Таврида конечно место богатое, природой не обделенное. Да и красоты там неописуемые – плавали, знаем. Но…

– Вот и донской казак Платов тоже знаешь ли засомневался. Дело-то для нас внове и малознакомо. Вскоре они уехали – у государя от всех этих олимпийских дел сделалась меланхолия. Дорогой у них с Платовым очень мало приятного разговора было, потому они совсем разных мыслей сделались: государь так соображал, что англичанам нет равных в спортивных искусствах и баталиях, а Платов доводил, что и наши на что взглянут – все могут сделать, но только им полезного ученья нет. А если подучить немножко, то устроят ай-Лимпиаду не хуже иностранной, только дело это вовсе бесполезное. И представлял государю, что у аглицких мастеров совсем на все другие правила жизни, науки и продовольствия, и каждый человек у них себе все абсолютные обстоятельства перед собою имеет, и через то в нем совсем другой смысл.

– Государь этого не хотел долго слушать, и все говорил про знаменитых философов Шиллера да Руссо что к идеям олимпизма были зело внимательны. Платов, видя это, не стал усиливаться. Так они и ехали молча, только Платов на каждой станции выйдет и с досады квасной стакан водки выпьет, соленым бараночком закусит, закурит свою корешковую трубку, в которую сразу целый фунт Жукова табаку входило, а потом сядет и сидит рядом с царем в карете молча. Государь в одну сторону глядит, а Платов в другое окно чубук высунет и дымит на ветер. Так они и доехали до Петербурга, и тут государь меня вызвал и повелел помогать всемерно Платову в его олимпийских усилиях, ну а я уж за тобой курьера послал.