Скандинавский детектив - [23]

— Дайте знак, когда досыта насмотритесь, — неожиданно буркнул он так, будто набил рот кашей.

— Лео! — резко осадила его дама у стола. Он глянул на нее и ухмыльнулся.

— Мы же в зверинце, Клара, за решеткой. Черт подери, ручаюсь, там внизу берут за вход!

Она укоризненно взглянула на него, затем повернула свое остренькое птичье лицо ко мне и холодно осведомилась:

— Вы из полиции?

— Нет. Я фотограф.

— Что? Вы собираетесь здесь фотографировать?

Я успокоил ее, но теперь восторженно возопил Лео:

— Прекрасно! Выйдет дивное фото для «Семейного очага!» Неразлучная троица скорбящих — сестра и братья. — Его рука описала широкий жест, голос сорвался на фальцет: — Слева старшая сестра Клара вершит суд и расправу, посредине благовоспитанный братец Нильс, а справа младшенький, Леопольд, доставляющий всем одни огорчения и неприятности. Какая чудная фотография…

— Лео, сядь! — оборвала старшая сестра. Она встала, бледные щеки пошли красными пятнами.

Тут с другого конца комнаты долетел мягкий голос:

— Знаете, дядюшка, это совсем не смешно.

Говорила Хелен Леслер, вдова Гилберта. Она стояла у окна, перебирая цветы в оловянной вазе на низком сундуке. На мгновение наши взгляды встретились, и я понял, что она меня узнала.

Лео поморщился.

— Ты меня очень огорчила. — И сел.

Из-за прикрытой двери библиотеки долетал приглушенный гул голосов. Наверное, Веспер Юнсон допрашивает четвертого члена семьи. И ведь не исключено, что у кого-то из присутствующих пульс в этот миг бьется слишком часто.

Средний брат Нильс нарушил молчание:

— Неужто без этого нельзя?

Сестра поправила жабо, стайкой белых мотыльков трепетавшее на черном платье, и заметила:

— У полиции есть свои права.

Лео снова оживился.

— Совсем в горле пересохло.

Сестра даже взглядом его не удостоила. Лео посмотрел по сторонам и уставился в жутковатое полотно старого голландца над сервантом. При виде обнаженной девушки его глазки сладострастно вспыхнули. Он приблизил лицо к картине — и мигом потух.

— Надо же, черепу улыбается, — пробормотал он себе под нос. — Черт, а мне-то и в голову не приходило. — Наморщив лоб, он отвернулся от картины. — Нет, выпить было бы очень кстати.

В эту минуту дверь отворилась, и медленно вошла молодая женщина. Я успел отметить изысканный покрой черного платья и горжетку из чернобурок, небрежно накинутую на плечи. И тут наши взгляды встретились.

У меня было смутное впечатление, что глаза у нее большие и серые. Не знаю, долго ли я в них смотрел — кажется, целую вечность — не в силах оторваться. В жизни ничего подобного не испытывал.

Чей-то голос за спиной вернул меня на землю. Не знаю, что он сказал, но серые глаза скользнули в сторону, и алый рот, чуть растягивая слова, произнес:

— Меня спрашивали, что я делала вчера вечером, это почему-то важно.

Чары развеялись, теперь я мог взглянуть на нее трезво. Удивительно неправильное лицо. Под четко обозначенными скулами щеки резко сужались к маленькому, круглому, но решительному подбородку. Носик тонкий, неприметный, рот тоже маленький, пухлый. Лицо, в общем-то, некрасивое — и все же на редкость привлекательное. Что до ее возраста, то с первого взгляда я определил его неправильно. Ей, без сомнения, было за тридцать. Морщин не видно, однако гладкая, тугая кожа на лбу и скулах выдавала, что их отсутствие — результат подтяжки.

— Пожалуй, я подожду с вами, — сказала она, подойдя к столу.

Остальные не сводили с нее вопрошающих глаз. Лео сипло пробурчал:

— Выпить бы чего-нибудь.

Она небрежно бросила:

— Так в чем дело? Сходи и налей. Знаешь, где все стоит.

Он глядел в сторону и молчал. В комнате повисла тягостная тишина. Все знали, где в этом доме держат напитки — в баре в гостиной, а именно там накануне вечером застрелили Гилберта Леслера. Следы-то, надеюсь, убрали, подумал я.

Наконец на пороге возник Веспер Юнсон. Он увидел меня, и широкие брови взлетели вверх. Затем нетерпеливым жестом он пригласил меня в библиотеку.

— Что вы здесь делаете? — раздраженно спросил комиссар.

— Пришел сообщить о новых показаниях.

— Важных?

— Не знаю.

Он обернулся к сержанту, величественно восседавшему за письменным столом.

— Я ведь говорил, чтобы посторонних не пускали.

Сержант растерянно вскочил.

— Видно, меня посторонним не считают, — пошутил я.

Комиссар наградил меня взглядом, в котором не было и тени дружелюбия. Телефонный звонок разрядил ситуацию, иначе бы не миновать взрыва.

Усатый коротышка хмуро слушал голос в трубке. Разговор длился недолго. Веспер Юнсон положил трубку и закрыл лицо руками.

— Господи, не дай сойти с ума, — простонал он.

Мы с сержантом удивленно переглянулись.

— Что случилось?

— Звонил прозектор, — сообщил Веспер Юнсон. — Он только что вскрыл Леслера. Из его грудной клетки пахнет одеколоном.

БЕЛАЯ СИРЕНЬ

— Одеколоном? — изумился я.

Веспер Юнсон кивнул.

— Вот именно. Прозектор понятия не имеет, что это может означать. Вскрытие только началось.

— Лучше, наверное, пока прекратить допросы, — предложил сержант.

— Думаю, да. — Теперь комиссар смотрел на меня как нельзя дружелюбнее. — Подождите там немного, ладно? Мы сейчас закончим.

— Только один вопрос, — сказал я. — Кто та женщина, которая вышла отсюда?