Скандальная связь - [42]

— Ты бы видела ее на трапеции! — продолжает мистер Марсден. — Богиня, чтимая всеми. Какая грация, какая легкость, какое совершенство тела…

— Чушь. Им интересно поглазеть на мои ноги и бороду. Пойду принесу нам что-нибудь выпить.

— Прелестная девушка, — вздыхает Марсден, глядя ей вслед. — К бороде, признаюсь, пришлось долго привыкать, но у нее золотое сердце. Золотое, сэр. Кстати говоря… — Он бросает тревожный взгляд на Словена. — Видишь ли, Софи, тут его слово против твоего, и если вы не помолвлены, то тебе в скором времени предстоит увидеть папочку на паперти.

— Чепуха.

Софи

Полагаю, мне стоит счесть за комплимент то, как Гарри Бишоп вышел из себя при появлении Словена. Меня саму это порядком выбило из колеи, в особенности предположение, что мы пришли к какому-то соглашению. Вначале он является как привидение — этот момент наверняка очень понравился бы Амелии, ибо он подлинно шекспировский, — и пугает меня до полусмерти, а потом еще и заявляет, моему отцу, что мы с ним помолвлены! Я почти пожалела, что не довела тогда дело до конца.

А мой папочка завел себе любовницу с бородой. Странно, но она мне кажется гораздо симпатичнее всех предыдущих дам, с которыми он имел связь. Впрочем, ею вкус по части особ женского пола, с бородой или без, не главное для меня сейчас — я имею все основания опасаться, что он продал меня Словену за право представлять пантомиму в этом театре.

Сильвия, верная данному слову, возвращается с бутылками и бокалами. Ей помогает мальчик, который делал кульбиты на сцене.

— Дорогая моя, ты простужена, — констатирует отец. — Не хочу, чтобы ты перезаразила всех моих артистов, поэтому, пожалуйста, не подходи ко мне слишком близко.

— Пап, — я отступаю так далеко, как только возможно, чтобы сохранить при этом шанс переговариваться шепотом, — прошу тебя, скажи, что за договор вы со Словеном заключили насчет меня.

— Дорогая моя! Надеюсь, ты не станешь обвинять меня в сводничестве?

— Я тоже на это надеюсь, папочка.

Интересно, что там поделывает Гарри? Я оборачиваюсь и вижу, что он с неподдельным восхищением разглядывает бороду Сильвии.

— Дело в том, дорогая моя, что еще месяц назад я не назвал бы Словена своим близким приятелем, однако с ним приключилось какое-то несчастье, и он несколько дней лежал с перевязанной головой, а потом стал прямо другим человеком — и, если верить его словам, обрученным человеком. Обрученным с тобой. Последнее, что он помнит, это то, что ты приняла его предложение. Естественно, я дал согласие — пустая формальность, потому что ты совершеннолетняя. Я удивился. — Отец бросает взгляд на отталкивающую фигуру Словена. — Он, может быть, и не красавчик, зато у него доброе сердце, а тебе, дорогая, пора бы и остепениться, да? Хватит уже разодетой в пух и прах фланировать по столице под ручку с благородными молодчиками. В твоем преклонном возрасте…

— Сэр, мне двадцать девять лет!

— И я о том же!

Я плюхаюсь на скамью и хватаюсь за голову:

— Пап, я не могу в это поверить!

— Ну сама подумай, дорогая моя. Когда потеряешь привлекательность — точнее сказать, выйдешь из моды, то поймешь, что будущее твое весьма неопределенно. Да что говорить, уже несколько недель о тебе в газетах не пишут ни слова. Куда ты катишься?

— Я была в деревне, служила учительницей пения.

— Ого! — Он смотрит на меня с отеческой гордостью. — А зачем тогда вернулась?

Я пожимаю плечами и рассказываю ему все, опуская только самые интимные подробности наших с Гарри отношений. Он качает головой:

— Милая, милая моя Софи, зря ты решила, что каждый встречный мужчина непременно станет за тобой ухлестывать. А кто, скажи, на милость, подарил тебе эту шаль?

— Мистер Бишоп. — Я говорю шепотом, но Гарри все равно бросает на меня взгляд.

— Значит, он твой поклонник?

— Да. Нет. Не знаю. Он сделал мне предложение, а я ему отказала.

— В твоем возрасте, да еще с твоей репутацией ты поступила неосмотрительно, но так как у тебя есть другой кавалер, с которым ты разве что не обвенчана, то ничего страшного. Я тогда скажу Словену, что можно назначить оглашение помолвки.

— Нет! — Мои слова повергли отца в уныние, и я чуть легче добавляю: — Дай мне время привыкнуть к этой мысли, папа. Не хочу расстраивать твои финансовые дела, но я категорически не желаю выходить за Словена.

— Уверяю тебя, рядом с тобой он начнет расти.

Я умолкаю. В голове моей роятся самые неприятные образы. Словен, конечно же, и без моего участия достиг немалых высот отвратительности, но этот «обновленный» Словен, сентиментальный, обожающий воздыхатель с глазами голодного спаниеля — нет, не хочу я, чтобы он или какая-то его часть росли в моем присутствии.

— Моя дорогая, а у меня между тем есть еще один сюрприз для тебя, — говорит мой любящий родитель. — Пойдем. Я хочу тебе кое-кого показать.

— Ты продал меня еще кому-то?

— Сколько же в тебе яда! — восклицает отец. — О, Софи, ты ранишь меня в сердце.

— Что же ты сам не подумал о моих чувствах, прежде чем продавать тому, кто больше предложит? — С ума сойти, мы и четверти часа вместе не провели, а я уже вне себя от гнева.

Мой склонный к театральным эффектам отец бросает на меня полный скорби взгляд, но меня это не трогает.