Скандал у озера - [87]

– Да что за муха тебя укусила, Теодор? – Фелиция была удивлена запальчивостью мужа.

– Ты мне не доверяешь, это досадно, – ответил он, прежде чем захлопнуть за собой дверь.

В прихожей он натянул куртку и надел шляпу. Ноги привели его в сад дома священника. Оттуда он зашагал в сторону церкви, воздушные шпили которой, казалось, доставали до самых облаков.

«Эмма! Боже мой, Эмма, как же я любил тебя! – в мыслях повторял он. – Ты открыла для меня смысл слова “любить”. Благодаря тебе, твоему беззаботному смеху, твоим жарким поцелуям я наконец впервые ощутил, как сильно может биться мое сердце! Но судьба велела, чтобы мы встретились слишком поздно, когда у меня на пальце уже было обручальное кольцо, когда я уже стал врачом, репутация которого целиком зависела от финансовой щедрости моих тестя и тещи!»

Поток горьких мыслей волновал его кровь, стучащую у висков. Он зашагал быстрее, прямо к берегу озера. Не чувствовалось больше ни малейшего дуновения ветра. Сен-Жером в полном безмолвии погрузился в вечерние сумерки.

«Этим летом, Эмма, пока Фелиция гостила бы у родителей в Шикутими, я хотел поехать с тобой в Квебек… У меня родится ребенок, но он не будет твоим».

По гладким смуглым щекам доктора Мюррея потекли слезы. Он бросил окурок сигары в грязную лужу. «Скандала удалось избежать, моя дорогая Фелиция. Но я потерял Эмму, ее тело, ее улыбку, утратил ее ласки». Подавленный, со скорбным лицом, он развернулся и смиренно побрел обратно домой.

Роберваль, больница, пятница, 1 июня, 1928

Жасент и матушка-настоятельница сидели друг напротив друга по обе стороны массивного инкрустированного стола. На монахиню навалилось огромное количество различных организационных проблем, и она пыталась поочередно с ними разобраться. Этим пятничным утром она решила начать с эпизода, случившегося за день до этого с юной медсестрой.

– Мадемуазель Клутье, вас, должно быть, интересует, почему я вас пригласила. Мне никогда не приходилось нарекать ни на ваши услуги, ни на ваши навыки, ни на ваше воспитание. Но я не могу пренебречь крайне неприятным инцидентом, произошедшим в среду вечером, когда мадемуазель Ганье в присутствии посетителей, доктора и нескольких наших сестер резко заговорила с вами в прихожей нашей больницы.

– Мне искренне жаль, матушка, – пробормотала Жасент.

– Если бы дело было только в этом, бедное мое дитя! – вздохнула настоятельница. – По причине наводнений мы часто принимаем у себя представителей власти и членов спасательной команды. Я ни в коей мере не поощряю болтовню, но один из полицейских рассказал послушнице, которая хорошо с вами знакома, что одна из наших медсестер, находясь в понедельник в опасности на острове Кулёвр, была там в компании какого-то мужчины. Он описал вас. В этом у нас не было сомнений, вы обладаете характерной внешностью. Мадемуазель Клутье, если предположить, что вас обоих не отвезли бы тогда в Роберваль, что бы случилось той ночью? Будьте откровенны. Вы были с женихом Эльфин Ганье?

– Я действительно была там с Пьером Дебьеном, – ответила Жасент, понимая, что ей уже нечего терять.

Поначалу она растерялась, но постепенно в ней стало расти возмущение: она так часто раболепствовала перед отцом из страха его жестокости, так же как и перед докторами и их студентами в Монреале, всегда охочими до грязных шуточек в адрес начинающих медсестер. Здесь, в стенах больницы, она безропотно терпела недвусмысленные намеки доктора Гослена и власть матушки-настоятельницы, святой женщины, которой она, бесспорно, восхищалась, однако которая держала в своей власти весь персонал больницы.

– Пусть Господь вас простит, мадемуазель Клутье. Я ожидала другого объяснения: что речь шла о вашем брате или дяде.

– Более трех лет назад мы с Пьером были обручены. Я должна была выйти за него замуж, но отказалась ради того, чтобы продолжить учебу. Отказалась от настоящей официальной помолвки. Мадемуазель Ганье соврала. Между ней и Пьером Дебьеном не было ничего серьезного. У меня нет желания ни оправдываться, ни обманывать вас. Если вы, матушка, желаете меня уволить за неподобающее поведение, то я не вижу никаких препятствий для того, чтобы вы это сделали. У меня у самой было намерение устроиться медсестрой в Сен-Приме. Я предпочитаю работать, находясь ближе к своим близким: они тяжело потрясены смертью сестры.

Монахиня пробормотала слова молитвы и отвернулась. Она посчитала излишним рассказывать Жасент о том, что накануне к ней пожаловала Эльфин Ганье. Скромно одетая молодая женщина, без макияжа и со скорбным выражением лица, поведала монахине, умоляя ту сохранить все в строжайшей тайне, что ее жених оказался явно недостойным уважения человеком. «От брата я узнала, что у Пьера Дебьена была связь с Эммой Клутье, которая продлилась шесть месяцев, – в слезах заверила Эльфин. – А теперь настала очередь ее старшей сестры. Я сломлена, я в отчаянии, матушка».

Из груди монахини вырвался тяжелый вздох. Она слегка дотронулась до креста, украшающего ее черное платье, затем все же решилась посмотреть на Жасент:

– Уволить вас будет лучшим решением, мадемуазель Клутье. Но завтра вы еще выйдете на работу. Вода начинает спадать, дождь прекратился, но нам не нужно терять бдительности. Я предупрежу бухгалтера, чтобы он в конце дня рассчитался с вами. Господь мне свидетель: у меня нет выбора.