Скандал у озера - [85]

– Я думала, у тебя больше никого нет, Теодор, – с улыбкой сказала она. – Сегодня к нам на ужин приезжают мои родители, не задерживайся.

– Я скоро приду, моя прелесть! Прошу меня простить, мадемуазель, моя супруга сердится, – сказал он, обращаясь к Жасент.

– Я понимаю, – пробормотала она, уже упрекая себя в том, что осмелилась подозревать доктора. – Не беспокойтесь, это не займет много времени. На самом деле я не больна. Я пришла к вам, чтобы навести справки о своей сестре, Эмме Клутье, одной из ваших пациенток. Я нашла в ее квартире подписанные вами назначения. Она преподавала здесь, в Сен-Жероме. Она консультировалась у вас в прошлом месяце.

Оправдывая свой визит, Жасент достала имеющиеся у нее документы и положила их на стол доктора Мюррея. Казалось, он пришел в замешательство.

– Эмма Клутье… конечно, – напряженно вздохнул он. – Я прочитал о ее гибели в газете. Трагедия за трагедией, не так ли? В последнее время мне приходится бегать из одного конца города в другой. Люди обеспокоены. Они простужаются, а влажность способствует приступам астмы и ревматизма. Вокруг атмосфера всеобщей паники.

Речь его была беглой, жесты – нервными, взгляд – ускользающим.

– Что вы хотите знать? – спросил он, перечитав свои рецепты и справки о болезни.

– Что беспокоило мою сестру, когда она на несколько дней прервала занятия?

Доктор и медсестра испытующе смотрели друг на друга – оба оставались непреклонны. Жасент не знала, было ли известно доктору о беременности Эммы. Он же был готов выставить в свою защиту неопровержимый аргумент врачебной тайны. Повисла гнетущая тишина: только их дыхание отбивало едва уловимый ухом ритм.

– Я не хотела бы злоупотреблять вашим временем, доктор, – внезапно решилась Жасент. – Честно говоря, я убеждена в том, что моя сестра покончила с собой по причине беременности. Об этом знает мой отец, брат и еще одна сестра, но мы скрыли это от мамы: она невероятно потрясена смертью Эммы.

– Господи всемогущий! – воскликнул доктор Мюррей, явно застигнутый врасплох. – Какие у вас основания утверждать подобное?

– Эмма оставила мне прощальное письмо, где она во всем признается и объясняет свое желание умереть.

– Бедная девушка! – воскликнул он. – Мадемуазель Клутье, мне очень жаль! Подобной трагедии, должно быть, можно было бы избежать. Как бы там ни было, но мир меняется. Почему она просто не рассказала правду вашим родителям? Вам известно, кто отец ребенка? Он должен был взять на себя ответственность.

– Конечно, – прошептала Жасент. – Мне не стоило вас беспокоить. Я думала, что, возможно, именно вы диагностировали ее беременность.

– Увы, нет! Ваша сестра обращалась ко мне по причине легкого недомогания – мигрени и болей в спине. Обследования, которые я провел, были иного характера. То есть я хочу сказать, что они не позволили мне констатировать беременность.

Теодор Мюррей резко поднялся и снял свой длинный медицинский халат. Жасент осталась сидеть, так что доктору в нетерпении пришлось посмотреть на часы.

– Мадемуазель, мне понятны ваша печаль и ваше возмущение, но чем я могу быть вам полезен? Даже если бы я сообщил вашей сестре о том, что она беременна, я никоим образом не смог бы вам помочь пережить этот траур. Спрошу прямо: что вам нужно?

– Я ищу сведения о человеке, который заставил мою маленькую Эмму поверить в то, что он ее любит, женится на ней, и который не побоялся ее скомпрометировать, вступив с ней в связь безо всякой предосторожности. Словом, я ищу того, кто из-за своего легкомыслия, беспечности и эгоизма стал причиной ее смерти. Я подумала, что, возможно, этот мерзавец проживает в Сен-Жероме.

Жасент в свою очередь поднялась и собрала со стола бумаги с подписью доктора.

– Вы так и не рассказали мне о причинах перерыва в работе из-за недомоганий, – настаивала она.

Доктору Мюррею пришлось выдержать пристальный взгляд ее сине-зеленых глаз, в котором светилось глубокое переживание.

– Усталость, сильная усталость, – ответил он. – Начало преподавательской карьеры может быть изнурительным, если ученики оказываются непослушными и плохо воспитанными.

– В своих письмах Эмма ни разу не жаловалась на учеников. У нее был достаточно твердый характер, чтобы поддерживать дисциплину в классе.

– В таком случае вы осведомлены гораздо лучше моего, чтобы делать какие-либо выводы. Мне жаль, мадемуазель. Вы слышали мою супругу, меня ждут.

– Да, я ухожу… Спасибо, доктор.

Расстроенная Жасент, не зная, что и думать, опустила голову. Это позволило ей заметить, как сильно дрожат руки доктора. Это продолжалось всего мгновение, так как доктор поспешно спрятал руки в карманы брюк.

– Вы сможете выйти через зал ожидания, – заявил доктор. – Вы без труда найдете дорогу. Мои соболезнования, мадемуазель Клутье.

– Спасибо, доктор.

Просторный вестибюль, стены которого были обшиты светлым дубом и украшены картинами, был погружен в полумрак. Двойная дверь, должно быть, вела в остальную часть дома – на навощенном паркете под дверью угадывался луч света, и до слуха Жасент донесся детский крик, за которым последовал женский голос. «Молодая счастливая пара, состоятельная, даже зажиточная… Вскоре на свет появится второй ребенок… Но ведь его руки дрожали», – рассуждала она.