Скандал у озера - [57]

[14].

– Боже мой, грядет самая настоящая экономическая катастрофа! – сокрушалась Рене Дрюжон. – Но материальные убытки – это полбеды. Нас ждет кое-что похуже.

Женщина нежно и с пониманием посмотрела на Фердинанда, тем самым демонстрируя ему, что разделяет его боль. Что до Франка, то он занялся поисками другого номера газеты, шаря по шаткому, на одной ножке, столику, на котором возле медной пепельницы была навалена целая гора прессы.

– О! Вот вчерашняя статья, – огласил он, после чего снова принялся за чтение своим хорошо поставленным и звучным голосом.

Ситуация в Робервале постоянно ухудшается; ожидается, что вода в озере поднимется еще на два, а то и все три фута. В настоящее время во множестве домов на берегу озера затоплены подвалы, некоторые семьи вынуждены были искать приюта в других краях. Многие улицы затоплены.

Холодильник мясника Буавена залит и не работает. В больнице размышляют о том, есть ли необходимость эвакуировать больных в Шикутими. Отопительная система вследствие повышения уровня воды не функционирует. То же касается и братской школы. Уровень воды в реке Перибонка ситуацию не улучшает — вода постоянно поднимается.

Прекратил курсировать поезд между Сен-Фелисьеном и Робервалем, рассказывают нам на месте.

– «Рассказывают нам на месте», – озадаченно повторил Фердинанд. – Тем не менее мне кажется, что вчера вечером я слышал свист локомотива. Это печально: к вечеру Жасент хочет отправиться в Роберваль. Она тревожится за больных. И, судя по тому, что пишут в вашей газете, Франк, она права. Если начнется эвакуация, эти несчастные станут паниковать.

– Может быть, власти подключили на местах службу такси? – попытался успокоить его Франк.

– Ваша внучка уже собирается уезжать, в то время как ее сестру похоронили только вчера? – удивилась Рене. – Было бы лучше, если бы она еще какое-то время побыла с вами!

Ее лицо выражало искреннее участие и заботу. Сложив руки на коленях и немного склонив голову набок, она излучала глубокую набожность и безграничное милосердие.

– Она пообещала мне вернуться в воскресенье, – ответил старик.

– Мой дорогой Фердинанд, – обратился к нему хозяин, – если вам что-либо понадобится, будь то помощь по дому или лишние руки в курятнике, – смело обращайтесь ко мне! Я очень люблю Сен-Прим, но временами праздность меня тяготит.

– Спасибо вам обоим! Ваше соседство приносит мне огромную радость. Вы для меня стали друзьями, а не просто соседями… Черт, я забыл принести вам яйца! После всего, что на меня навалилось, я стал забывать о своих обязанностях! Я вернусь после обеда.

Сокрушаясь, старик взял в руки шляпу и поднялся. Растроганная Рене проводила его до прихожей.

– Не стоит так переживать по поводу яиц! Если захотите – возвращайтесь к нам на кофе, если не захотите – отдыхайте!

– У меня еще есть что почитать! – добавил хозяин, который последовал за ними.

– Вы очень любезны, правда, – ответил Фердинанд.

Супруги смотрели, как гость осторожно спускается по блестящим от дождя ступенькам крыльца. Темно-серое небо низко нависало над землей. Дождь не прекращался.

– Какое жуткое несчастье их постигло – такая юная девушка утонула! – прошептала Рене.

– Ты права! Так несправедливо умереть, не успев и пожить-то на свете! – тихо ответил ей супруг.

* * *

В это время Альберта молилась, стоя на коленях перед могилой своей дочери – скромным холмиком темной земли, отчасти скрытым под букетами цветов, над которым возвышался крест из белого дерева. Стоя позади матери, Сидони в свою очередь с искренним воодушевлением предавалась молитве. Жасент не могла отвести взгляд от надписи, выгравированной прямо на нежной кленовой древесине:

«Эмма-Мари-Жюлианн Клутье — 1909—1928».

После того, что прочитала Жасент этой ночью, она была в таком состоянии, что ей не помогли бы никакие молитвы. «Теперь я уже не знаю, какой ты была на самом деле, Эмма! – мысленно сокрушалась она. – Слова настолько отражают сущность человека! На многих страницах, этих проклятых страницах своего дневника, ты, похоже, насмехаешься над Сидони и надо мной, и многое сбивает меня с толку».

Жасент на мгновение закрыла глаза. Она вдруг вспомнила почерк Эммы и прописную букву М с завитком, которая так часто встречалась в ее записях, начиная с февраля. Если бы не припадок Альберты на рассвете, а затем не дедушкино недомогание, у нее было бы время поразмыслить над этим и довериться Лорику и Сидони. Но теперь она колебалась, опасаясь снова посеять в семье разногласия и сомнения.

– Жасент, зонт! – вывела ее из раздумий Сидони. – Мама почти вся под дождем!

– Прости…

Сестра пожала плечами и оглянулась, встревоженная шумом хлюпающих шагов, приглушенных влажной землей. По направлению к ним двигались две мужские фигуры, облаченные в дождевики с капюшонами.

– Пьер? – удивленно воскликнула Сидони.

От произнесенного имени Жасент застыла на месте, а Альберте пришлось оторваться от молитвы. Мать попыталась подняться с колен, но сразу ей это не удалось – у нее затекли ноги. Пьер бросился к женщине и помог ей встать.

– Дорогая мадам Клутье, я хотел бы выразить вам свои самые искренние соболезнования. Вчера я, увы, не смог прийти на похороны.