Скандал у озера - [161]

Была уже глубокая ночь, когда Сидони, прижавшись к сестре, решилась заговорить о том, что не давало ей покоя.

– Если я выйду замуж, то в день свадьбы буду оставаться невинной. Ты меня знаешь, подруг у меня нет. Для того чтобы поболтать, поиграть в шашки, помечтать о моделях платьев, которые я любила рисовать, как только оставалась одна, мне хватало тебя и Эммы. Но в последние годы мы проводили время вместе только на каникулах. Ты обручилась с Пьером, а Эмма крутила интрижки. Жасент, ты призналась мне в том, что у вас с Пьером была связь. Больно ли это в первый раз? Действительно ли испытываешь счастье, занимаясь этим?

Темнота способствовала признаниям и позволяла спросить прямо, скрывая румянец на щеках.

– Мне больно не было, ну или совсем немного, – ответила Жасент. – Но одна из учащихся в Монреале медсестер утверждала, что ее жених не смог в нее проникнуть, потому что она чувствовала сильную боль. Должно быть, подобное случается крайне редко. Думаю, что, как правило, эта боль совсем незначительна. О ней быстро забываешь.

Невзирая на свою стыдливость и привычную сдержанность, Сидони осмелела:

– А что при этом чувствуешь? К тому же близость, прикосновения мужчины к твоему телу – все это, наверное, не очень приятно.

– Моя дорогая, когда люди сильно любят друг друга и разделяют одно желание, их переполняют настолько волнующие ощущения, что уже ничего не кажется шокирующим или неприятным. В сущности, это естественно, и это восхитительно, невероятно. Однако я могу представить, насколько это тяжело, когда ты не испытываешь искренних чувств, настоящей потребности в человеке. Меня возмущало, когда ко мне прикасался доктор Гослен. Я могла бы оттолкнуть его, даже ударить. А в остальном…

– Бедная мама! Как мне ее жаль. Может быть, то, о чем писала Эмма в своем дневнике, – справедливо и мне было бы лучше уйти в религию. Я бы работала в монастырской рукодельне, шила бы альбы и сто́лы для епископа.

Жасент легонько ударила сестру локтем:

– Играть в монашку, чтобы не познать ночей любви! Ну ты и дурочка, Сидони! Ты закончишь, как сестра Сент-Блондин, – снимешь одежды послушницы и сбежишь.

Жасент внезапно застыла и, прерывисто дыша, произнесла:

– Я только что подумала… а вдруг Анатали осталась у Леонид Симар? Там, где экс-монахиня могла скрыться, у нее, возможно, была семья. Еще она могла выйти замуж, и теперь малышку воспитывает супружеская пара. Я напишу в епархию, в приют в Шикутими… всюду.

– А телефонный справочник в почтовом отделении? Там указаны все носители фамилии Симар в округе.

– Только те, у кого есть телефон, а значит, совсем немногие. С другой стороны, если Леонид вышла замуж, нам никогда не угадать фамилию ее супруга. Господи, я бы уже хотела оказаться у Матильды! Засыпаем скорее! А ты не мечтай об одеждах урсулинок или августинок. Думай лучше о помощнике начальника полиции, таком обаятельном молодом человеке!

Сидони не ответила, но в интимной темноте комнаты на ее губах заиграла улыбка.

Глава 17 Матильда

Сен-Прим, дом Матильды, среда, 13 июня, 1928

-Ну что, карты рассказали тебе об Эмминой малышке? – во второй раз спросила Жасент.

Сидящая возле нее Сидони тоже упорно всматривалась в изображенные на картах таро разноцветные фигуры.

– Нет, голубушка, я ничего не чувствую, а карты сердятся и молчат. Я тебя предупреждала, что получается не всегда, – оправдывалась Матильда.

– Попробуй еще раз, прошу тебя! Сегодня утром я обзвонила с почтового отделения с десяток семей Симар. Никто не был знаком с Леонид.

Матильда с досадой встряхнула головой. Что-то ее беспокоило. Она подозревала, что причиной могло быть присутствие не очень дружелюбной Сидони. Хозяйка поднялась и принялась что-то искать в своем шкафу, затем вынула оттуда какой-то кожаный футляр.

– Давай вернемся на ферму, Жасент, мы теряем время, – прошептала Сидони за спиной Матильды.

– Да замолчи же! – ответила ей сестра.

– Да, так будет лучше, моя хорошая, – согласилась целительница. – В чем ты меня упрекаешь? Мой разум затуманен твоими дурными мыслями. Не нужно было приходить, если ты думаешь, что я не могу вам помочь.

Ошеломленная надменным тоном Матильды, Сидони бросила на Жасент отчаянный взгляд. В быстром ответном взгляде сестры она прочла неодобрение.

– Простите меня, – пролепетала Сидони. – Я не хотела вас обидеть.

– Хм, не продолжай! – проворчала Матильда. – Ты – красивая роза, но очень колючая. Мне жаль твоего будущего мужа. Ладно, не будем злиться друг на друга. На этот раз я буду использовать обычную колоду карт. А вам, девушки, нужно будет изо всех сил думать об Эмме и ее девочке, повторяя ее имя – Анатали. Но тут есть еще одна проблема. Если какая-то семья удочерила или приняла к себе эту крошку, ее могли назвать по-другому.

Матильда бережно сложила таро, вынула из кожаного футляра карты среднего размера и принялась ловко их тасовать. По завершении нескольких манипуляций, оставшихся для обеих сестер загадкой, хозяйка, полуприкрыв веки и учащенно дыша, произнесла:

– Анатали жива, в этом я могу вас заверить, но ее окутывают тени. Все смутно, мне сложно объяснить вам, какое послание я получила.