Скандал из-за Баси - [37]

— Наказание господне,— пробурчал пан Ольшовски.— А вы знаете, для чего французы ищут Басю?

— Откуда же я могу знать? Мне восемьдесят лет! - воскликнула бабка с триумфом,- И почему же они ее ищут? .

— Потому что она получила наследство во Франции!

Пани Таньска вскочила со стула.

— Не может быть! Что же они сразу не написали?

— Наверное, написали... Только по-французски.

— Значит, я глупость сделала, но это Ирод виноват, не я. Ну, говори скорее. Наследство уже пропало?

Настоящая бабушка Баси, француженка, которая вышла замуж за поляка осевшего во Франции и служившего в Индокитае, после его смерти унаследовала большое состояние. Бабушка тоскуя о покойном муже в абсолютном одиночестве, совершенно выжила из ума и была окутана печалью, как паук своей пряжей. Ее дочь и внучка, о которой она знала, жили в Польше. В своем одиночестве, в далеком уголке света, она ничего не слышала о трагедии, произошедшей с зятем, и о смерти дочери. Только один странный случаи достучался, до ее сердца.

Бася, узнав от профессора Сомера адрес Гастона Диморьяка, уцелевшего члена экспедиции, начала обмениваться с ним теми таинственными письмами, которые так беспокоили пани Таньску. Спрашивая об отце, она много написала и о себе, и кое-что о своей незнакомой французской бабушке.

Случаю, величайшему в мире драматургу, было угодно, чтобы месье Диморьякв свое время женился на девушке, чьи родители хорошо знали Басину бабушку. Вернувшись из Индокитая, она поселилась в уединённом домике на окраине Фонтенбло. Французский ученый, взволнованный печальной участью незнакомой польской девочки, тут же собрался к старой, выжившей из ума в одиночестве даме и сумел разбудить ее спящее сердце. Старая женщина слушала его с печалью, горько удивляясь тому, какое страшное опустошение смерть произвела в ее семействе. Потом она очнулась и промыла слезами затянутые меланхолией глаза. Во французское посольство в Варшаве они послали письмо с просьбой разыскать Басю. Так как в это время Ольшовские были за границей, Бася переселилась к пани Таньской. Этот адрес и знал месье Диморьяк, и именно туда были направлены официальные запросы, которые погибли в огне. Только четвертое письмо нашло Басю у Ольшовских. Оно сообщало о смерти настоящей бабушки и о завещании, согласно которому основная часть огромного состояния предназначалась девочке.

Пану Ольшовскому подсказали, что Бася должна поехать во Францию и там, под опекой польского посольства и юристов, завершить запутанные дела с наследством - запутанные потому, что девочка была несовершеннолетней.

Бася не проявляла ни малейшего желания ехать, но ее энергично подстегивала пани Таньска.

— Будь осторожнее, когда поедешь на поезде,— говорила бабка — Один раз у тебя уже не вышло, и если бы не Валицки, ты бы пропала. А Балицкого больше нет. Впрочем, ты пропадешь в Париже. Это, должно быть, страшный город. Говорят, что там больше автомашин, чем в Варшаве, а лошадей вообще нет, потому что французы их давно съели. Интересно, из чего они в Париже делают сардельки?

Бася боялась не машин, а тоски. Она любила здесь всех горячей любовью. Именно здесь она убедилась в том, что люди хорошие, а те, о ком говорят, что они плохие, скорее всего несчастные. Однажды пан Ольшовски сказал ей:

— Меня упрекают, что в моих книгах полно людей добрых, светлых и милосердных, а ведь я не высосал этого из пальца. Впрочем, я сильно сочувствую плохим людям, но обдуманно прославляю доброту. Выдуманные книжные люди выходят из книг, как духи, вызванные ниоткуда, и поселяются среди живых людей. Человеческое сердце такое странное, что поверит скорее в приятную иллюзию, чем в мутную темную действительность. А значит, мои добрые люди из книжек, пользуясь этой привилегией, расширяют представления о существовании добра и необходимости милосердия. Мои книги путешествуют по городам и весям, и пусть они светят, пусть греют, но пусть никого не пугают и не подрывают наивной, простой веры в человеческое сердце.

Пан Ольшовски, умеющий смотреть в глубины человеческих сердец, учил Басю, что редко кто родится плохим. Гневу и злобе его обучают голод, несчастья, несправедливость и подлость. Отвратительный пресс нужды, которой не должно быть в радостном мире, становится самым страшным учителем зла, а значит, тот, кто прогоняет с земли бедность, кто милосердно утирает ей слезы, кто согревает ее холодное сердце,— тот делает самое благородное дело: он засыпает источник зла.

Девочка глубоко задумалась.

До сих пор всем ее богатством было честное, отзывчивое сердце и те крупицы радости, которые она отдала бы по первой же просьбе несчастливого человека. Теперь все по-другому, сейчас у нее есть целое состояние, на которое можно купить целую гору хлеба. Ее мудрый наставник Ольшовски говорил:

— Самый сладкий хлеб — тот, которым можно накормить голодного.

Бася мало знала о страшном море нужды, окровавленной, глухо молчащей и охватившей весь мир. Слишком сложные это были дела для девичьего сердца. Это большое мертвое море смерти и заброшенности не было видно ее глазам, которые не умели смотреть далеко. Пан Ольшовски знает о нем, и другие знают. Однако она, еще ребенок, отдает себе отчет в том, что даже тут, в двух шагах, в маленьком кружке ее жизни, совершается какая-то жгучая несправедливость. Она встречала голодные, мрачные взгляды, босые ноги, озябшие руки, лохмотья и обноски. Ведь и у пана Балицкого не было ботинок. Он был, однако, сильным и закаленным, но этот маленький ребенок, дрожащий на морозе, которого она часто видит в подворотне, вовсе не сильный и не закаленный. Он напоминает беззащитного птенца, над которым на черных крыльях парит страшный ястреб — смерть. А таких детей больше, чем воробьев.