Скалаки - [68]

— Настоящий патент с золотой подписью государыни находится в замке, но господа его прячут.

— Они его не отдадут.

— Пусть не отдают, лишь бы сказали нам: не ходите на барщину, мы больше не имеем права вам приказывать.

— Ах, черт возьми, до чего дошли. Ведь это просто грабеж!

— Мы сами возьмем, что нам полагается!

Вскоре на рыхте состоялось второе совещание. Расходясь, люди пожимали друг другу руки со словами:

— До встречи у замка!

Вслед за тем по Находской округе распространились листовки. Старосты передавали их из дома в дом. В них было написано:

«1. Никто не смеет выходить на барщину, ни на платную, ни на даровую.

2. Каждый должен запастись хлебом на три дня и быть наготове как днем, так и ночью.

3. Когда раздастся звон большого колокола, каждый должен прийти на этот зов.

4. Дома, брошенные помещиками, разрешается грабить и поджигать».

В полицких деревнях эту листовку распространял Достал.

— Гей, на панов! — радостно кричал народ.

— Боже мой, что это делается? — говорили боязливые женщины.

— Мы сами пойдем за золотым патентом! — говорили крестьяне, имея в виду документ, который государыня будто бы подписала золотом.

— Мы не будем больше ходить на барщину!

Раздался звук цимбал, и Иржик запел:

Мужик, не дай себя терзать,

Не дай семь шкур с себя спускать,

Отбей ты косу, цеп возьми,

Всех панских прихвостней гони!

Так кончалась его песня. Теперь он мог сбросить с себя маску юродивого.

От деревни к деревне, словно на крыльях, летел крестьянский «Отче наш» с новыми заключительными словами. Многие уже побросали работу, иные на радостях стали выпивать.

— Эге-гей! Мы будем свободны!

Буря должна была грянуть сразу, неожиданно, она должна была ошеломить врага. Но ее приближения нельзя было скрыть. Вести о ней дошли до замка и породили страх.

— Негодяи, мошенники! — повторял потрясенный управляющий и посматривал на Лашека, сидевшего на злополучной лавке в прихожей канцелярии. Ореховый прут болтался у него на боку. Управляющий уже не мог приказать ему: «Лашек, лавку!» Таких бы Лашеков да побольше, да не с ореховыми розгами. Гнев управляющего нарастал. В канцелярию робко вошел Ржегак из Слатины. Он воровато огляделся, поморгал глазами и стал рассказывать. Плут говорил не прямо, а обиняками. Обрадованный управляющий нетерпеливо выспрашивал его. Пусть Ржегак говорит все, он обещает ему уменьшить, а то и совсем снять с него барщину. Тогда крестьянин предал своих товарищей и рассказал все, что знал. Он положил на стол одну из листовок, во множестве ходивших по краю. Познакомившись с ее содержанием, управляющий побледнел.

— Это заговор! Бунт! — бормотал он, бегая по канцелярии.

— А когда должны начать? — спросил он, внезапно остановившись перед Ржегаком.

— Не знаю, милостивый пан, еще не определили, держат это в тайне.

— А кто?

— Рыхетский, Уждян, Достал и юродивый Иржик Скалак/— сказал Ржегак, помолчав.

— Негодяи, немедленно под арест всех!

— Я бы не советовал этого делать, милостивый пан, хуже будет, этим вы только раздразните народ, — и Ржегак попросил милостивого пана не забывать о нем, ведь он ради пана подвергает себя большой опасности. Он просил сохранить в тайне его имя.

«Если восстание удастся — хорошо, если нет, я избегну наказания и получу награду», — размышлял хитрый крестьянин, крадучись возвращаясь в Слатину и не подозревая, что за ним следят.

Когда управляющий передал князю добытые сведения, тот побледнел и задрожал. Придя в себя, князь тотчас же приказал готовиться к отъезду. Он хотел уехать на другой же день. Ученый доктор Силезиус пытался отговорить его: князь нездоров, и дорога ему может сильно повредить.

— Тогда что же делать? — спрашивал в испуге князь.

— Ничего страшного еще нет, вызовем войска, ваша светлость.

— Да, я как раз и хотел это предложить, — сказал управляющий.

— Только дамам, ваша светлость, не стоит говорить об этом, — сказал Силезиус.

Управляющий приказал тщательно разведать, что делается в округе. Полученные им известия не содержали в себе ничего опасного, но и не были утешительными. Выслушав все, управляющий послал верхового в Градец на Лабе.

Во дворе замка суетилась прислуга; готовились к отъезду — князь не хотел оставаться в своей резиденции.

Было еще не поздно, но уже смеркалось. Небо затянули седые облака, предвещавшие сильную вьюгу. В усадьбе «На скале» среди голых лип свистел ветер. В печке потрескивал огонек. Бартонева, сидя у очага, со страхом посматривала на седого хозяина, и губы ее невольно шептали молитву. Балтазар Уждян стоял посреди комнаты. На голове у него была высокая баранья шапка. Горящая сосновая лучина в деревянном светце отбрасывала красный отсвет на смуглое постаревшее лицо драгуна и сверкающие прежним молодым блеском глаза. Огромная фигура старого солдата была закутана в старый военный плащ, бывший когда-то белым. Балтазар осматривал тяжелую саблю, оставшуюся со времен военной службы. Последние годы он хранил плащ и саблю в сундуке как дорогую память. Теперь, попробовав острие оружия, он, вытерев саблю рукавом, с шумом опустил ее в ножны. Бартонева вздрогнула. Озаренный пламенем лучины, в белом плаще, с саблей в руке, хозяин казался ей очень грозным. Если бы у него на голове не было бараньей шапки, он выглядел бы совсем как драгун полка ее величества Марии Терезии. Молча и серьезно Балтазар прикрепил саблю к поясу. Старуха у печи готова была расплакаться. Она знала: что-то готовится, за последнее время к ним приходило много незнакомых людей, и хозяин клялся, что Лидушка не останется в поместье. И вот теперь он шел за ней с оружием в руках.