Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения - [134]
Часа через два этой мучительной борьбы с лесными завалами мы начинаем забирать все выше лесом и постепенно оказываемся на прежней нашей верхней тропе. Здесь мы получаем короткую передышку и даже проезжаем какое-то расстояние в седлах. День сухой и жаркий, тропа безопасна и скоро выбегает из леса на все тот же длинный косогор, сильно выше Чибита. Мы едем еще час косогором, набирая высоту, как набирает высоту и река внизу и справа от нас.
Впереди уже виднеется створ долины, ведущей непосредственно к перевалу, и тут Петр начинает круто спускаться к речке. Спуск косогором настолько крутой, что все спешиваются. Косогор уходит далеко вниз, метров на четыреста по вертикали. Мы сошли с тропы, ноги у нас едва держат склон, и мы то и дело падаем, снова повисая на веревках, привязанных к мордам коней. Лошади очень осторожно спускаются, низко приседая на задние ноги и упираясь в землю передними. Не будь их, мы давно улетели бы кубарем в пропасть.
Первым спускается Петр, за ним, спотыкаясь и падая, тащится Петер. Игорь, как и в лесу на спуске от маяка, давно отпустил своего коня и, хромая, едва поспевает за остальными, постанывая от боли в ноге.
Наш немец Петер очень устал в этом тяжелом походе и что-то орет теперь по-немецки в спину невозмутимому Петру, прыгающему впереди него все дальше вниз. На ногах у немца пижонские оранжевые сапоги из натуральной кожи, с гладкой подошвой, которая плохо держит крутой травянистый, хоть и сухой сегодня склон. По этой причине полный и круглый Петер то и дело падает и катается по склону как теннисный мячик. Он падает, катается, вскакивает, снова падает, снова катается и все громче проклинает Петра. Петер рычит и визжит по-немецки, но алтаец Петр лишь ускоряет ход и, как обычно, не оборачивается. По косогору раскатывается звонкая немецкая брань:
– Какого черта! Будь ты проклят! Какого дьявола ты здесь спускаешься? Чтоб ты сдох! Мы за что тебе деньги платим!? Чтобы подохнуть на этом треклятом косогоре? Чтоб ты провалился! Какого дьявола ты свернул с тропы?! Ты не видишь, что здесь нельзя спускаться?! Что здесь слишком круто! Вот дерьмо! Ааа! (Петер валится на спину.) Вот же дерьмо собачье! Будь ты проклят! Ааа! (Валится на бок.) Вот дерьмо! (и т. д.)
Мы все тоже то и дело катаемся по косогору и при этом плачем от смеха, растирая слезы по грязным, обожженным солнцем физиономиям.
– Петр же по-немецки ни слова не знает! – хохочет Кошон.
Похоже, что и сам невозмутимый Петр впереди тоже весело потешается над немцем, ускоряя шаг и не обращая на его вопли никакого внимания.
Так, весело хохоча и падая, под вопли Петера мы скатываемся по косогору прямо к Чибиту. Косогор круто падает в прозрачную речку, и я, как только взбираюсь вслед за всеми в седло, немедленно улетаю вперед, прямо через голову своего коня. И не миновать мне купания в ледяной воде, если бы не мой преданный и надежный коняга. Когда я, перелетев через его голову, каким-то невообразимым образом повис у него на шее, крепко обхватив ее руками, он встал как вкопанный и поднял шею повыше, удерживая меня над водой. Мои ноги болтались в считаных сантиметрах над стремниной, и я аккуратно выбрался на берег. Сколько раз вот так кони нас выручали за эти дни – не сосчитать!
Дальше дорога становится проще. Мы едем знакомой тропой вверх по течению, то и дело въезжая в саму реку и двигаясь по неглубокой чистой воде. Дело уже идет к вечеру, и скоро, пока не стемнеет, нам надо будет выбрать место для ночевки. Мы стараемся успеть подобраться как можно ближе к перевалу Ашра-Чибит. Ведь уже завтра мы должны подняться на перевал и спуститься с него к Карагему, где нас будет ждать машина. Наше время быстро уходит.
И здесь мы внезапно встречаемся с медведем. Первым его замечает Петр, едущий впереди. Мы движемся широкой долиной с небольшим леском вдоль речки. Справа поднимается высокий безлесый склон горы, поросший понизу густым кустарником. В нем и бродит, лакомясь ягодой, медведь.
