Сияние «жеможаха» - [42]

Альберт Иванович Привозов захаживал к Цветковым, дети к нему привыкли. Кандидат наук был отличным выживателем: ловил в Неве кобзду (Гермоген Иванович сказал бы – трёхиглую колюшку), раскладывал её на крыше каретника, а сам, спрятавшись в голубятне с обрывком маскировочной сетки, караулил наглых сильных чаек. Кобзда тухла на весеннем солнце, привлечённые запахом чайки орали, кружили, высматривали добычу, опускались на крышу. Кандидат наук бросал сеть, пленённая птица билась, но тюкал топорик для колки лучины, летели перья. Мясо у чайки имело привкус кобзды.

Однажды белой ночью, когда все играли в звериное лото, в дверь постучали. Вошёл ведущий инженер Крупов – похудевший, осунувшийся, романтический. Клеветника отпустили, он вернулся на завод. Застав у Цветковых соперника-соискателя, Крупов разозлился, стал ругаться и махать руками. Машенькина помощь не понадобилась – Привозов мог постоять за себя. Инженер кричал про миллион снарядов для фронта, кандидат наук – про борьбу с инфекциями, сыворотку и тысячу прививок от бешенства. Оба были молодцы, оба приближали победу Красной армии, оба любили дочь профессора-голубевода, несмотря на то, что она вдруг стала проявлять змеиную сущность, родственные черты с Машенькой: тело покрылось красным узором, раз в месяц кожа слезала клочьями.

Тяжёлая артиллерия оказалась сильнее бактериофагов, Привозов уступил сопернику.

Крупов принёс Анне Гермогеновне роскошное платье своей покойной матери и букет цветов, который то ли выпросил, то ли выменял в Ботаническом саду: он позвал профессорскую дочку в ЗАГС. Невеста примерила платье, оно висело на ней синим бархатным мешком; крепко подпоясалась, пошли расписываться.

Ярко светило солнце, на линиях пахло липовым мёдом, празднично шелестела листва. В конторе женщина в пальто с меховым воротником спросила имя-фамилию умершего и желательно паспорт. Крупов сказал, что никто у них не умер, что они хотят зарегистрировать брак и уже подали заявление. Женщина так мрачно посмотрела на Анну Гермогеновну, что та упала в обморок. Жених донёс её до трамвайной остановки, достал из кармана кусочек рафинада.

Рассасывая сахар, привалившись к плечу инженера, Цветкова катилась в красном вагончике по самому красивому городу. Рядом с трамваем гнал на самокате мальчик – он был быстрее! На соседнем сиденье матрос любезничал с девушкой – что-то смешное говорил на ухо. У него в вещмешке были цилиндры и прямоугольники: с хлебом и консервами ехали на Петроградскую. В своём воображении Анна Гермогеновна слышала, как скрипит паркет в чьей-то старой квартире, видела, как из комнат в тёмный коридор косо падает закатный ленинградский свет; на диване сидят сестра и подруга девушки. Хорошо, что в их жизни появился этот весёлый матрос, сейчас они вместе будут есть розовую тушёнку.

Цветкова плохо себя чувствовала. Свадьбу отложили до лучших времён.

Глава шестая

Вася решил оставить Сивку на Мшаве – через ёлки и топи конь бы не пробрался. Судя по карте местности, к лагпункту полковника Смолова и майора Перова стрелок должен был выйти дня через четыре. Вася шёл легко и быстро, представлял себе, что рядом – дедушка Гермоген Иванович, поёт бодрую песню, читает лекцию о флоре и фауне вологодских лесов и болот: лютик, багун, белоус, звездоплавка, сыч, куропатка, дрофа, коростель. Часть пути следовало пройти вдоль узкой извилистой речки. На твёрдой песчаной корке отпечатались следы птичьих лап. Здесь не ступала нога человека. Вася плавал в тёплой воде, лежал под солнцем, слепней не было.

Лагпункт полковника Смолова и майора Перова действительно находился на территории, окружённой водно-болотными угодьями, через которые была проложена ведущая на зону гать – такая прочная и широкая, что по ней могла проехать колонна грузовиков. Сада с яблоньками стрелок Цветков не обнаружил, зато везде стояли столбы с громкоговорителями, играла музыка Сибелиуса, такая красивая, что Вася чуть не заплакал.

Вооружённая охрана провела новоприбывшего заместителя начальника Мшавы к полковнику Смолову. Это был худой человек в поношенной форме, вида строгого, интеллигентного, с острым носом, внимательным взглядом, похожий чем-то на смазанный временем образ Васиного отца.

Не откладывая в долгий ящик, Смолов начал повышать Васину квалификацию, рассказывать про знаменитую систему перековки. Оказалось, что система забуксовала и перестала работать. Дело было так. В образцово-показательном лагпункте ВСРУЛа зэки-самоохранники совершенно перековались, проявили чудеса строительного дела на подножном корму: проложили магистраль, построили завод, поставили 46 спектаклей, дали 84 концерта, провели 12 спортивных мероприятий. Затем они обратили внимание на недостаточную скованность и подкованность лагерных сотрудников НКВД, многие из которых варились в собственном соку, рассматривали явления с точки зрения гнилой морали, отказывались выполнять указания ВСРУЛа, сомневались в партийной линии и чуть что – пускали себе пулю в лоб. Многие стрелки ВОХР мелкобуржуазно лояльничали, кулацки подпевали и регулярно кончали с собой посредством разового употребления неразбавленного уксуса внутрь. Далее произошла перестановка на местах: перекованные ударники разоружили и сопроводили в бараки всех вольных лагерных сотрудников с целью проведения профилактической полит- и культмассовой работы.