Сияние твоего сердца - [17]

– Это Сердце хаоса. Печать богини Дискордии. – Герцен отпустила мою руку. – Ты с ней родилась. Эта метка – знак тьмы, что живет в твоем сердце. Когда тьма вырывается наружу, люди рядом с тобой ее чувствуют, и поэтому происходят плохие вещи.

Печать богини? В своей семье и воскресной школе я слышала только о Богоматери, Деве Марии, а истории о древних богах отец называл глупыми языческими суевериями.

– Ты дискорд, – впервые произнесла она для меня это новое, красивое слово. – Потомок Дискордии, древней сущности, которая всюду несет разлад, ссоры и тьму. Из-за нее люди обижают и предают близких, начинают войны и совершают ужасные поступки. Дискордия не ищет выгоды или славы – она сеет хаос просто потому, что такова ее природа. Твоя природа, Сэйнн. Поэтому иногда ты злишься на мир и хочешь его разрушить. Ты научилась манипулировать людьми и врать так, как смог бы не каждый взрослый, у тебя прекрасные отметки в школе, и тебе почти без труда дается любое дело, особенно точные науки и спорт. Тебе не мешают чувства, и ты способна сосредоточиться на цели, пока не добьешься ее. А если тебе что-нибудь нужно, то тебя никто и ничто не остановит.

Она замолчала, и я молчала, обдумывая услышанное. Идя на встречу, я готовилась выслушать слащавую беседу от какого-нибудь очередного «специалиста», лекцию о хорошем поведении, или, может быть, снова угрозы про больницу. Но не такое. И ответ, полученный так неожиданно, породил еще больше вопросов.

– Значит, я не человек?

– Не совсем. У тебя человеческое тело, хотя и более крепкое, чем у людей, но нечеловеческая сущность. Ты хаос в людском обличье, можно сказать.

– И я сильнее людей?

Доктор вздохнула, как мне показалось, с тревогой – я распознала ее по какой-то особенному, болезненному напряжению во взгляде.

– Да и нет. У тебя есть преимущества, но есть и ограничения. Ты не умеешь дружить, испытывать привязанность и вообще глубокие чувства. Ты не умеешь любить, Сэйнн, поэтому боль от потери родных тебе людей или их предательства тебя не коснется, но и радость оттого, что они рядом, – тоже.

Тоже мне проблема!

– Ну и что? Я не хочу, чтобы мне кто-то был нужен настолько, чтобы я без него страдала. Как мама сейчас. Она не ест, не спит ночами или спит целый день, а еще не моется по несколько дней. По-моему, это ужасно. Любить кого-то – ужасно утомительно.

Герцен кивнула:

– Да, чувства отнимают силы, особенно боль потери. Но твоя сила не сможет защитить тебя от всего. Она – обоюдоострый меч и может разрушить не только мир вокруг, но и тебя саму.

– И тогда… я умру?

– Ты можешь умереть, но я здесь как раз для того, чтобы не допустить этого.

– Как?

– Я могу сделать тебя почти человеком.

Она снова взяла меня за руку – легко, бесстрашно, поправила рукав. Что-то во мне кричало, молило, требовало – беги. Беги отсюда, или еще немного – и ты уже не сможешь убежать. Но я осталась. Мне нужны были ответы, и, чтобы получить их, приходилось хоть кому-нибудь верить. Потом, через несколько лет, я прочитала историю о скандинавском боге Тюре, который держал руку в пасти волка, и вспомнила этот момент, после которого на мне оказались золотые цепи, пусть невидимые, но крепкие.

– Через две недели я буду ждать тебя в Риме, – сказала Герцен. В ее голосе не было ни тени вопроса или неуверенности, она уже все решила за меня. – Там ты узнаешь гораздо больше о себе и познакомишься с другими дискордами. А на сегодня хватит. Тебе нужно отдохнуть и все обдумать, а мне еще нужно поговорить с твоей семьей. Погоди, где-то тут у меня была визитка такси…

Она нашла в сумочке визитку, потом взяла со стола трубку телефона и набрала номер. А я представила, как мы сейчас вместе явимся к нам домой, еще и без велосипеда. Интересно, что расстроило бы больше моего отца – что я порождение тьмы, или что я оставила здесь велик без присмотра и его стащили? К счастью, впрочем, я этого уже не выясню.

– У моей семьи нет денег на билет в Рим. – Я выбралась из полотенца, встала и взяла куртку. – И на такси тоже. Я поеду на велосипеде, он стоит снаружи.

Как-то совсем ненавязчиво Герцен забрала у меня куртку, зачем-то провела рукой по полам, по рукавам, потом вернула мне. И ответила:

– Велосипед мы заберем с собой, в машине должно быть для него крепление. А насчет денег не волнуйся – это в интересах многих людей, чтобы ты чувствовала себя хорошо. Так что поездка ничего тебе не будет стоить.

– Разве… уже многие знают о том, кто я?

– Кому надо – знают.

Я только хмыкнула и натянула куртку. Она была сухой и теплой, ни следа дождевой влаги.

Потом Герцен несколько часов подряд говорила с моей мамой за закрытыми дверями гостиной. Через некоторое время к ним позвали Хэйни, и остаток дня я провела в одиночестве – после разговора мама и сестра прятались в спальне, избегая меня, что меня полностью устраивало. На прощание Герцен дала мне хрустящий конверт из желтой вощеной бумаги.

– Здесь билеты, расписание транспорта и еще некоторые документы. И двести евро. Поездка уже оплачена, так что деньги на всякий случай, и они только твои. Еще там мой номер телефона. Его выучи наизусть – я знаю, тебе это нетрудно, ты хорошо запоминаешь точную информацию. Звони в любое время – если что-то пойдет не так или если тебе нужна будет помощь. Ровно через две недели я встречу тебя в аэропорту, отвезу в отель и мы обо всем поговорим.