Сиверсия - [9]
Возвращения Хабарова ждали.
Едва он подошел к крыльцу, из кустов показался рыжий соседский пес, огромный и лохматый, как результат дьявольского кровосмешения, наверное, всех окрестных собак. Важно ступая, степенно помахивая длинным пушистым хвостом, он подошел к Хабарову и деликатно тявкнул.
– Пришел, обормот! – он присел на корточки и погладил собачью морду.
Польщенная таким вниманием псина положила голову ему на колени и от удовольствия закрыла глаза.
– Странное ты существо, – ласково растягивая слова, почесывая за ухом псу, сказал Хабаров. – Плодишь собак, а никого, кроме людей, любить не можешь. Отчего так?
Пес вскинул черные глаза и пристально посмотрел на Хабарова, точно размышлял над столь несуразным положением вещей.
– Сейчас тебе поесть принесу.
Человек ушел в дом, а собака легла у первой ступеньки и, нетерпеливо постукивая хвостом, стала ждать. Он вернулся с банкой консервов, ножом и миской.
– Вот и славно. Вот и молодец… – приговаривал он, с улыбкой наблюдая, как стремительно миска пустеет. – Завтра тебе треску в масле принесу. Ты ведь больше треску любишь. А сегодня, брат, извини. Но это все-таки лучше, чем хозяйские отруби[4]. Как считаешь?
Если с человеком Хабаров едва ли проронил пару фраз, то с безродной, не видавшей ни ласки, ни сытости псиной, он был рад сомнительной возможности поговорить.
Утром в упаковочном цехе, среди гор пустых и затаренных коробок его отыскала бригадир Мария Николаевна. Как всегда бесцеремонная и прямая, Боцман хлопнула Хабарова по спине, сунула под нос красное налитое яблоко.
– Яблочка хочешь? – и, не дожидаясь ответа, положила фрукт в карман его спецовки. – Я тут все гляжу за тобой. Старательный ты мужик! Директорский уазик починил. Я-то думала, ему гнить у забора. Погодкин угробил его до последней крайности. А запчасти, гадец, продал! «Рукастый» больно был! Да, видать, руки не оттэдава растут. Я и говорю, хватит тебе зюзгой[5] шевелить да рыбу шкерить. Пусть алкаши тренируются. Давай водилой к директору. И деньжат побольше, и работы поменьше. Он меня вчера уполномочил. Иди, говорит, предложи, мол. Ну, ты как? – она весело глянула на Хабарова, толкнула мощным задом. – Договорились?
– А Погодкина куда?
– Погодкина вчера директор уволил. Тебя, сказал, возьмет.
Хабаров усмехнулся:
– Тогда понятно. Мне без разницы. Водилой так водилой.
Она не любила этой его усмешки. Уж очень пренебрежительно-надменной она была. Но это пренебрежение, эта надменность адресовались не собеседнику, а скорее себе самому.
– Здравствуйте, граждане-работнички рыбного промысла! Ну, как грохотки[6]? Грохочут?
Из-за груды коробок в узком проходе показался участковый Петров Глеб со своей неизменной золотозубой улыбкой, которая исчезала разве что в тяжком похмельном угаре.
– О! Моя милиция! – расцвела Боцман. – Ты чёй, меня, что ли, заарестовать пришел?!
– Манька, я б с тобой сам, без «подсадки», в одиночке всю жизнь! – он ущипнул ее за толстое бедро.
– Охальник! – она, довольная, толкнула участкового мощным задом, стрельнув вниз по фигуре Глеба похотливыми свиными глазками. – А выдюжишь?
– Да, работа «по низу»[7] – это же самое мое!
– То-то я смотрю, Валька твоя из абортов не вылазит. «По низу»! – заржала Боцман. – Кобель!
– Грубая ты женщина, Марья Николавна.
– Ты, Глеб, дурачка-то не строй. Зачем приперся? Говори сразу! А то с маво цеху поганой метлой попру! Вот те крест! – и она наскоро перекрестилась.
Петров подошел к Хабарову, разложил на коробках содержимое своей замызганной клеенчатой папки и, кашлянув для солидности, начал голосом диктора, произносящего «От Советского Информбюро…»
– В органы поступило заявление гражданина Погодкина. Он пишет, что вчера вечером, то есть в 21.00, на автодороге Владивосток – Отразово гражданин Хабаров напал на него, учинил членовредительство.
– Чего учинил? – переспросила Боцман.
– Членовредительство.
Дикий хохот Боцмана не дал ему продолжить.
– Ой, мужики, не могу! Ой, погибель моя пришла! Ой, погодите, дайте дух переведу! – стонала она. – Чего ты ему, Хабаров, повредил? Ужель то самое?!
Глеб рассердился. Врезав папкой по пружинистому заду Маньки, он что-то сказал ей на ухо, и зашедшаяся в новом приступе смеха Боцман, колыхаясь, пошла прочь. Участковый снова глянул в заявление, но дальше читать не стал.
– На хрена, Саня, тебе это надо было?! – он рубанул ребром ладони воздух. – В Отразове только один шизик – Погодкин! Я же говорил тебе, народ у нас сложный. С московскими замашками своими сиди тихо! Ты обо мне подумал? Ты мне весь показатель портишь! Какая тут профилактика, когда… – он выругался, безнадежно махнул рукой. – Премия псу под хвост. Я же с голоду подохну без премии! А кушать и ментам охота. Чего молчишь? Что там было у вас?
Хабаров пристально посмотрел Петрову в глаза, и тот не выдержал его тяжелого взгляда.
– Значит, не бил. Так-так-так…
– Слушай, Глеб, шел бы ты со своим Погодкиным. Мне работать надо.
– В отдел к пяти вечера подходи. Работничек, твою мать!
Нахально разбрызгивая застоявшиеся лужи, черный, издали похожий на упрямого жука джип, петляя по бесконечному лабиринту пустынных сельских улочек, резво пробирался к центру Отразова.
Константин Обнаров – великолепный актер, разбивший миллионы женских сердец, не боящийся самых дерзких творческих экспериментов, известный ловелас, забияка и скандалист, не сходящий со страниц «желтой прессы». Не в пример сыгранным киногероям, к женщинам Обнаров относится потребительски, цинично, помня только об их «горизонтальной сущности». Он не желает ничего менять, но вдруг встречает незнакомку, и понимает, что влюбился, как мальчишка, с первого взгляда…
Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…
открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.
Перед вами уникальная историческая повесть, рассказывающая о жизни очень талантливого ведуна по имени Гамаюн, жившего в тот момент, когда на территорию раздробленной Руси вторглись многочисленные татаро-монгольские Орды, в первой половине XIII века. Реальные исторические персонажи легендарной эпохи (Коловрат; Невский; Бату-хан и прочие). Фольклорная нежить, видимая только «ведающим людям». Реальные и выдуманные битвы, на полях которых побывает ведун. Эта история, полная противоречий, преодоления, драмы и предательств ждёт вас на страницах повести и заставит по-новому взглянуть на привычную историю.
Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.
Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.
Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.