Система и общие единые законы Мироздания - [6]

- Который, опираясь на Закон целостности, разрушает в че­ловеке не только психику, но и его тело, - добавил Чердынцев.

- Знаешь, почему я познакомил тебя с волхвом Велемиром? -пронзил меня своими глазами Чердынцев. - Потому что он является прямым потомком величайшего из полководцев пла­неты. Того, кого китайцы, племена халху и ойраты прозвали Чингисханом. Не я, пусть он тебе объяснит механизм управ­ления гигантской империей своего далёкого предка, в которой напрочь отсутствовали деньги - и ни золото, и никакие другие сокровища на её территории не ценились. Так будет намного убедительнее, - закончил свою короткую речь хранитель.

От услышанного меня охватила дрожь. Было ясно, что ста­рик не врал. Но видеть перед собой прямого потомка Тимчака, того, кто в конце двенадцатого века бросил вызов всему тог­дашнему, погрязшему во лжи и лицемерии, миру, психика моя была явно не готова. А между тем праправнук самого извест­ного из императоров Тартарии как ни в чём не бывало, улыба­ясь и изредка поглядывая на меня, занимался приготовлением завтрака.

- Ну что стоишь как аршин проглотил? - обратился ко мне Чердынцев. - Помоги младшему Чингизиду разобраться с чи­ром. Видишь, ему не до рыбы!

Придя в себя, я быстро настрогал рыбной стружки и при­готовил соль с перцем. К этому времени заварился чай, и мы уселись за стол.

- Этот храм был воздвигнут при последнем царе Тартарии Иване VI⁸, - нарушил молчание Велемир. - Кстати, моего ве­ликого предка тоже величали Иваном.

 

 

- Но известно, и его другое имя - Тимчак, - после паузы заметил я.

- Верно, его тоже так называли. Это то же самое, что и имя Полкан. Тимчак с древнего языка означает «командир полка», потому что полк у руссов-тартар назывался «тьмой». Отсюда выражение «тьма тьмущая», то есть очень много, примерно десять тысяч. Историки придумали из русского слова «тьма», что значит «много», слово, которого в тюркском языке нет и никогда не было. Знаешь какое?

- Наверное, тумен.

- Верно. Сообразил. Сколько легенд было сложено про ве­ликое царство Ивана. Несмотря на жёсткую цензуру и редак­цию, кое-что об этом правителе уцелело даже у Марко Поло. Но Тимчак был не первым Иваном, до него жил ещё один. Но это было давно, во времена знаменитого Цинь Шихуанди, во­йска которого после объединения народа хань были двинуты на север.

- Ты говоришь о середине третьего века до нового летоис­числения?

- Почти угадал. Тогда древний Иван, царь Тартарии, нанёс жестокое поражение войскам, объединённого Китая. И не Цинь Шихуанди построил Великую стену, как написано в учебниках истории, а император Северной империи Иван. Впрочем, имя Иван было дано тому царю уже после победы над китайцами. Сначала это была кличка. Дело в том, что на древнем языке долгое «и» означает «силу», а «ва» - злое, тёмное, земное на­чало, всё вместе - победитель тьмы или зла - то же самое, что и Георгий Победоносец, или Гор.

- Час от часу не легче! - удивился я. Получается, что меня можно смело называть ещё и Иваном?

- А ты разве этого не знал?

- Первый раз слышу.

- Теперь знаешь... Ты, Иванушка, - толкнул меня локтем Чердынцев, - всё удивляешься и не завтракаешь. А, между прочем, нам уже пора - иначе не успеем.

- Да я уже перехватил и готов с вами, куда скажете.

 

 

- Сиди и ешь спокойно, а его не слушай, - успокоил меня Велемир. - Всё будет нормально — успеем.

После завтрака мы все трое пошли осматривать комплекс. Уже рассвело, и сквозь снежную пелену были хорошо вид­ны подсобные помещения и само восьмигранное здание. Оно было сложено из толстых лиственничных брёвен. Покрытая снегом крыша напоминала чем-то пирамиду, на вершине кото­рой виднелся восьмигранный, острый, жёлтого цвета шпиль.

Меня поразило то, что брёвна, из которых были сложены стены здания, сплошь покрывала тонкая, раскрашенная всевоз­можными красками растительная резьба. Открыв от удивления рот, я стал рассматривать, что изображено на брёвнах. То, что я увидел, меня окончательно добило. На огромных брёвнах, как на горизонтально лежащих колоннах, были изображены листья и стволы растений каменноугольного периода! Побеги сингилярий и лепидодендронов причудливо переплетались друг с другом. Между ними были видны стебли каламитов и каких-то неизвестных мне растений. Кое-где между листьями я заметил реалистично выполненные изображения стегоцефалов и ещё каких-то существ, наподобие тритонов и жаб.

Когда я взглянул на резные наличники окон, то у меня поте­рялся дар речи: они напомнили мне нашу томскую деревянную резьбу. Тот же растительный стиль, те же листья древних пла­унов и хвощей, только намного богаче и ещё разнообразнее. Я молча показал на резной наличник, и Велемир понял меня и, улыбаясь, кивнул.

- Всё верно, Иван. У вас в Томске на Московском тракте встречается нечто подобное. И никому в голову не приходит, имею в виду ваших учёных, что листья растений, которые изо­бражены на наличниках многих томских домов принадлежат флоре карбона и даже девона... Вот, что значит, инерция мыш­ления: этого не может быть, потому что не входит в рамки мо­его мировосприятия.

- А почему подобная резьба встречается только в наших си­бирских городах, но не в Европе?